“Сто шесть лет тому назад, в три часа ночи, в немецком санатории хлопнула пробка шампанского, и умер 44-летний мужчина — Антон Чехов”.
Сергей закашлялся и выскочил на берег.
“Что это?! Кашель, милостивый государь… Он ВСЁ и потому я — он. Он так меня мучает именно потому, что я, на самом деле и есть он”. Сергей закрывал глаза, поскальзывался, задыхался и тонул в этом портрете. Он чувствовал мышцами бедер, что идет точно, как Чехов. И снова поднес руку к переносице, теперь уже понимая зачем. Сыро, с металлическим привкусом во рту схаркнул, но набегало снова, и он громко кашлянул в ладонь, показалось — кровь! Или это пятна в глазах? Что за чепуха? Сергей побежал на пляж, к людям, желая убежать от вязкого тумана, что рос, вспухал, исходил из него, заполняя все пространство, куда бы он ни устремился.
Холодное, люминесцентное солнце выглянуло из-за белесо-перламутровой гряды облаков. На грязной и мрачной воде вдруг проявились купоросно-голубые слои, а скалы истово почернели. Солнце скрылось снова, океан побелел, вспенились серые волны, а скалы посинели, и резко обозначился горизонт.
Что-то творилось с погодой. Острыми лезвиями блистали под ветром пальмы. Вода была колюче-холодной, словно бы волна перевернулась стылой глубинной стороной. Никто не купался. Полуголые люди, старики и дети, мужчины и женщины, худые и полные, белые и черные, желтые и красные, сбившись в сиротливую кучу, сидели у ослепительно сияющей кромки и смотрели вперед. Некоторые курили, кто-то читал, ел, пил, дремал — но все нет-нет, да и посматривали в океаническую даль, прищуриваясь, прикладывая ладонь ко лбу, кто с напряжением, кто с апатией и будто бы насмешкой, кто с деловитостью и уверенностью во взгляде.
Все словно бы ждали чего-то.
