Друзья - [27]

— Эй, правая нога! — зовет дед.

— Это вы мне?

— Тебе-тебе. Ты что, никогда раньше массаж не делал?

— Не делал.

— Никчемный ты человек.

Ну ничего себе? Я тут стараюсь, массирую нежно, чтобы больно не сделать, а он… От обиды я начал давить что есть сил.

— Эй, ты что, рассердился? Не сердись… Вот, вот. Уже лучше. Молодец. Включи телик, ладно?

Какой он все-таки наглый, этот дед!

Я встал с пола, включил телевизор. Потом вернулся на свое место и продолжил разминать деду ногу.

В новостях сообщали, что в какой-то далекой стране началась война. На экране появилось изображение ночной взлетно-посадочной полосы и приготовившихся к взлету военных самолетов. Как огромные птицы, самолеты раскинули крылья над снующими вокруг механиками и людьми с флажками. Пилоты в шлемах горделиво машут на прощанье рукой. Прямо как в кино.

— А вы были на войне?

Дед лежал, положив руки на голову, и краем глаза смотрел телевизор. Услышав мой вопрос, он кинул на меня быстрый взгляд и снова повернулся к телевизору.

— Был.

— А на самолете боевом летали?

— Нет.

— A что вы там делали?

— Воевал, — сказал дед, продолжая искоса глядеть в телик. — На войне как на войне.

На экране показывали превратившийся в развалины город.

— Ой, ну расскажите нам про войну! Кем вы на войне были? — У Кавабэ аж глаза заблестели.

— Я ходил по джунглям.

— Ходил? И все? — в голосе Кавабэ, не перестававшего мять дедушкину ногу, послышалось разочарование. — А можно немного поподробнее? Про войну.

Не сказав ни слова, дед поднялся с пола и выключил телевизор. Комната сразу наполнилась звуком льющего за окном дождя. Где-то, как сумасшедший, звонил оставленный хозяевами на балконе ветряной колокольчик.

— Ну пожалуйста! — Кавабэ аж трясся от нетерпения.

— Я все забыл. — Дед уселся на пол, скрестив ноги.

— Так нельзя, — сказал Кавабэ нехорошим голосом.

— Ну что ты привязался ко мне, а?

— Может быть, все-таки расскажете? — поддержал я Кавабэ. — Мы просто хотим понять, что такое война.

Дед помолчал, потом сказал: «Предупреждаю, будет страшно». И снова замолчал. Правое колено у него легонько подрагивало. Он глянул на меня исподлобья, потом плотно закрыл глаза.

Это и вправду было страшно.

Отряд, в котором служил дед, отступая с передовой, застрял в джунглях. В начале бегства — а это было именно бегство — отряд насчитывал двадцать пять человек. Они теряли одного за другим. В какой-то момент их осталось восемнадцать. Жара, голод и жажда были невыносимыми. Они продолжали идти, бросая больных в джунглях на волю случая. Так делали и в других отрядах — бродя по джунглям, они несколько раз натыкались на таких же брошенных. Эти люди превращались в трупы еще живыми. В рот и в глаза им заползали черви, но никто не приходил на помощь… Так или иначе, они умирали. Дед и его товарищи, пытаясь обмануть пустой желудок, жевали горькую траву и корешки, заставляли себя идти без остановки все дальше и дальше. Они боялись остановиться.

Останавливались только ночью, чтобы хоть немного поспать, присев — как курица на насест — на толстые, свитые в кольца корни каких-то неведомых деревьев. В джунглях нет места, чтобы спать лежа. Некоторые от усталости и отчаяния выходили на морской берег, чтобы впервые за долгое время вытянуться и поспать по-людски, — большинство из этих так и остались навсегда на берегу, настигнутые вражеской пулей.

— Хорошо, что вы спаслись!

Дед помолчал, а когда взглянул на Ямашту, который произнес эти слова, глаза его были совершенно пустыми, будто он смотрел на постороннего, абсолютно незнакомого ему человека.

— В один из дней, — дед снова заговорил, — мы вышли к маленькой деревушке. В ней было несколько хижин, крытых травой и листьями. И все. Больше ничего не было. Мы ужасно обрадовались тому, что сможем хоть несколько дней передохнуть, поесть нормальную еду и попить нормальную воду. Наверное, если бы мы тогда не набрели на эту деревню, то меня бы и на свете уже не было. Я бы в этих джунглях весь и кончился.

Ветер не утихал. Дождь барабанил по стеклу — как будто требовал, чтобы его впустили в дом после долгой утомительной дороги.

— В деревне было несколько женщин, детей и стариков. Мы их всех убили. И женщин, и стариков… и детей.

— Зачем?

— Если бы мы их оставили в живых, они могли бы выдать нас врагам. И тогда убили бы нас.

— Вы их расстреляли, да? Тра-та-та-та-та! — Кавабэ начал дергать ногой.

— Да, — просто ответил дед.

— А как это, убивать людей? Что чувствуешь? — Глаза у Кавабэ горели, но тут Ямашта ткнул его в бок и сказал тихонько: «Оставь, не надо».

— Одна женщина вдруг побежала. Я бросился за ней. Но я был так слаб, так долго не ел и не пил, что когда споткнулся и упал, то чуть не задохнулся. А она была молодой, легконогой, как олень. Ее длинные, собранные в хвост волосы подпрыгивали, когда она бежала, взлетали и опускались ей на спину. Я видел, как напрягаются мышцы ее ног, как равномерно двигаются ее бедра. Это движение заворожило меня. Я поднялся и побежал за ней, ничего уже не понимая. А голове у меня бухало, как будто бил колокол: дон, дон… Я не помнил, кого и зачем я догоняю, но это меня не останавливало. На бегу я вскинул винтовку и выстрелил… Она упала как подкошенная и так и осталась лежать.