Друзья встречаются - [5]

Илюша молчал. Может быть, он действительно знал меньше того, что должен был знать. В сущности говоря, он ничего не знал, кроме неясных и противоречивых слухов, и, во всяком случае, не знал о том, что нынче ранним утром было созвано экстренное заседание президиума губисполкома, на повестке которого стоял один-единственный вопрос: положение Архангельска. Не было даже непременного «международного положения», ни ещё более непременных «текущих дел», ибо положение Архангельска было и международным положением и текущими делами. И то и другое требовало неотложных действий, напряжения всех сил.

Сил у маленького Архангельска было немного, а тяжелые корпуса английских, американских и французских крейсеров уже приближались к городу. Нужно было спешить. Торопливо распорядились при входе в Двину затопить суда, чтобы закрыть фарватер для прохода вражеских кораблей с моря. В то же время вынесено было решение эвакуировать советские учреждения в Шенкурск, отстоящий от Архангельска верст на шестьсот по реке.

Отдавались ещё какие-то военные распоряжения, но никто толком не знал какие. Кто-то невидимый путал их. Ситников, который пробыл в городе только сутки, не мог разобраться в этой путанице, но видел достаточно, для того чтобы составить себе довольно ясное представление о характере архангельских событий, узнать, что Железный отряд переброшен уже за реку к вокзалу, и понять, что ему самому не остается ничего другого, как уходить из города туда же.

Он давно был бы за рекой, если бы не задержался на несколько часов в Совдепе и в горкоме партии. Не будь этой задержки, Илюша, может статься, никогда не увидел бы друга. Но задержка произошла, случай выпал, и друзья свиделись, обнялись, вспомнили былое, поругались - и всё это в какие-нибудь пятнадцать минут! Ситников ворчливо объяснил Илюше, каково положение… Илюша рассеянно слушал, покусывая поднятую с земли соломинку.

- Понимаешь теперь, какая каша заварилась? - спросил Ситников, заканчивая объяснения.

- Не совсем, - ответил Илюша потупясь и морща высокий белый лоб.

Ситников побагровел и поглядел на него почти с ненавистью.

- Ах, не совсем, - выговорил он протяжно и вдруг взвизгнул: - Не понимаешь!… Стишки пописываешь, а до остального, значит, не касаешься!…

Илюша стоял потупясь, хмуря густые черные брови. Он понял что подразумевает Ситников под «остальным». Да, он слабо разбирался в вопросах политических. Из всех объяснений, нынче ему представленных, он усвоил главным образом то, что с поездкой в Петроград дело обстоит плохо. Он почувствовал беспокойство и вскинул на Ситникова темные глаза. Взгляд их был тревожен и быстр.

Ситников знал эту манеру потупляться, прятать глаза, таить их, потом вдруг вскинуть голову и раскрыться в одном взгляде. Ситников даже дрогнул, так живо представился ему тревожный взгляд, так живо напомнил он юношеские отношения, прежнюю дружбу. Минуту, назад он кричал: «Ах, ты не понимаешь?», - а теперь видел, что друг его в самом деле не понимает, что говорят они по-разному, принимая другого таким, каков он сам, каким сделали его перемены, происшедшие за годы разлуки. Перемены не прошли даром, что-то случилось, что-то разделяло их. В гимназии этого не было. Тогда и в самом горячем споре казалось, что, переставь одного на место другого, и спор не прекратится, - так схожи их устремления, так слитны их мысли, хотя как будто и разные. И Ситникову вдруг захотелось вернуть их неразделимую дружбу.

- Слушай, Илюха, - сказал он, кладя на плечо друга руку и обдавая его густым букетом махорки, земли, фронта, карболки и кислой окопной прели. - Слушай, что ты дурака валяешь? Не идут поезда в Питер! Закрыли сегодня дорогу. Не действует. И никаких таких поездочек в университет быть не может. Есть отход, понимаешь, отход, отступление, и - либо ты с нами и драться будешь заодно с нами, либо здесь останешься, при сволочах, при врагах наших, только и разговоров! Понял? Кстати, вот и человек мой топает. Сейчас отваливаем. Ну?

Ситников отступил от Илюши и, не опуская руки с плеча, тихонько потянул его за собой. Илюша остался стоять на месте, рука упала с плеча. Мимо пробежал какой-то штатский, неловко встряхивая висящую за спиной винтовку.

- Пошли, Павел, - бросил он Ситникову, не замедляя хода и спускаясь по отлогому берегу к лодке.

Ситников быстро оглянулся, посмотрел мельком ему вслед и сказал Илюше:

- Ну? Пошли, что ли, и мы!

- Постой, - сказал Илюша в нерешительности. - Как же, вот так, сразу…

- Сразу, - подхватил Ситников, - сразу, вот именно.

- Товарищ Ситников, - закричали с лодки, - товарищ Ситников!

- Сейчас, - рванулся Ситников, - сейчас, чёрт вас всех подери!

Он сделал шаг к лодке, потом вернулся, хотел в сердцах сказать что-нибудь злое, но вместо этого протянул руку и сказал грустно:

- Ну, давай лапу, Черт Иваныч! Тебя год раскачивать надо, а тут каждая минута на весу!

Ситников сильно тряхнул Илюшину руку и побежал к лодке. Он уже занес ногу за борт, собираясь садиться, но тут позже всех прибежавший пассажир схватился за карман, что-то сказал Ситникову и стал подыматься к набережной. Ситников громко выругался, сдернул с головы измызганную солдатскую фуражку, свирепо почесал свалявшиеся волосы и бросился вдогонку за штатским. Сойдясь в пяти шагах от Илюши, они тихо о чем-то посовещались, Ситников взял из рук штатского завернутый в газету плоский пакет и подошел к Илюше.