Друзья в небе - [28]

28 марта, воспользовавшись первым просветом в небе и попутным ветром, отряд пошел па штурм Анадырского хребта. Собственно говоря, это был уже не авиационный отряд, а летное звено.

Через час полета с вершины хребта навстречу летчикам спустилась жесточайшая пурга. Гор не видно. Какую брать высоту — неизвестно, карта не даст сведений.

«Если бы я пошел вперед, все остальные самолеты пошли бы за мной, — записал Каманин в дневнике. — Имею ли я право вести отряд в облака, не зная высоты хребта? Мы можем врезаться в горы и тогда — конец. Имею ли я право рисковать нашей жизнью и машинами, когда мы так близки к цели? Нет! Что же делать? Вернуться в Анадырь? И это не подходит… Решил не идти ни вперед, ни назад, а сел тут же поблизости чукотских яранг…»

Чукотское селение состояло из пяти яранг, стоявших среди бесконечной тундры, и называлось Кайнергин.

Чукчи помогли закрепить машины и радушно пригласили авиаторов к себе в ярангу. Там было душно, темно. По просьбе летчиков их поместили в пустовавшую ярангу.

В гости к летчикам пришли все жители Кайнергина. В новой яранге — яблоку негде упасть. Летчики сварили ведро какао, угощали гостей галетами. Потом начался русско-чукотский концерт.

Когда стало темнеть и вьюжить, чукчи, очень довольные вечером, разошлись, а летчики залезли в свои спальные мешки и крепко заснули.

Каманип проснулся первым и забеспокоился — который час, не пора ли лететь дальше? Он высунул из мешка голову и не поверил глазам своим. Над ним — темпов, беззвездное небо. Снег бьет в лицо. Воет ветер. На местах, где лежали товарищи, сугробы высотой в полметра. Но вот сугробы зашевелились и раздался веселый голос:

— Мефистофель, Мефистофель, выйди вон из подземелья!

Под снегом было тепло, а как только вылезли из мешков, почувствовали холод.

Оказывается, разыгравшаяся ночью пурга сорвала и унесла «крышу» и «стены». Все — примусы, кастрюли, планшеты, оружие — погребено под снегом. А на месте самолетов — снежные холмы.

Пурга неистовствовала, завихряя снежные смерчи, сбивала с ног. Яранга, из которой они убежали, показалась им дворцом. Десять чукчей, девять летчиков, двадцать шесть собак со щенятами, нарты и разная утварь — сгрудились в жилище из звериных шкур, спасаясь от пурги. Грязные, небритые, в мокрой одежде, задыхаясь в темной яранге, летчики «пурговали» двое суток.

Когда немного прояснилось, с помощью гостеприимных чукчей выкопали самолеты из снежных могил. Пурга так спрессовала снег, что его пришлось скалывать топорами. Примусами и паяльными лампами нагрели воду для моторов…

Но и на этот раз хребет не пустил летчиков в Ванкарем. Он стоял как неприступный забор, перелезть через который никак не удавалось.

После нескольких часов бесплодного полета, машины вернулись в Кайнергин.

Маленький отряд был отрезан от всего мира. Вестей от него не поступало. Многие в те волнующие дни отмечали флажками на карте продвижение самолетов к лагерю Шмидта, как линию фронта во время военных действий. Флажки, обозначавшие самолеты группы Каманина, надолго остановились в Олюторске. В Москве уже подумывали о том, чтобы организовать поиски Каманина и его товарищей.

А тем временем в душной яранге самый молодой совещался с самым опытным.

— Что делать? Возвращаться за бензином в Анадырь или лететь вперед вдоль берега, хоть это и удлиняет дорогу на 1200 километров, — спросил Каманин. — Как твое мнение, Василий Сергеевич?

— Тут двух мнений быть не может, — отметил Молоков. — Только вперед. А если с бензином будет плохо, долетим до какой-нибудь точки, а там из трех машин перельем горючее в две или одну, чтобы хоть они дошли…

Так и сделали.

Заправившись в бухте Провидения, Молоков и Каманин 7 апреля прилетели в Ванкарем. Меньше чем через час после посадки они вылетели в ледовый лагерь Шмидта.

Дорога цветов

Кабина самолета Р-5 рассчитана на одного пассажира. Молоков брал на свою «Голубую двойку» по шесть человек. Четверо помещались в кабине, а двоих сажали, вернее — вталкивали в футляры для грузовых парашютов, привязанные простыми веревками под крыльями самолета. Мысль об использовании парашютных футляров — длинных фанерных цилиндров — возникла у Молокова еще во Владивостоке. По дороге в Ванкарем он загружал их бидонами с бензином. Они прошли испытание, и летчик со спокойной душой стал возить в них пассажиров. Главное требование, которое предъявлял к ним Василий Сергеевич, — быть худым. Путешествующие в парашютных ящиках, конечно, не могли любоваться арктическими пейзажами, но чувствовали себя, в общем, неплохо. Один «парашютный пассажир» даже пел всю дорогу.

Благодаря такой рационализации Молоков вывез со льдины 39 челюскинцев. Каманин доставил на Большую землю 34 человека.

Утром 13 апреля мы вылетели сразу па трех самолетах — Молоков, Каманин и я. Это был последний рейс на льдину. В лагере осталось шесть человек и восемь собак. Каманин взял одного челюскинца и собак, Молоков забрал двух человек и вещи, а я посадил троих. Пока первые два самолета поднимались в воздух, я заметил: что-то торчит из-под снега. Толкнул ногой — два пустых чемодана. Решил взять: найдутся хозяева — спасибо скажут. И в самую последнюю минуту, за торосами, я увидел целую груду теплого белья — пар сто. Решил и это взять.