Друзья в небе - [15]

— Это наш летчик, у меня стоит! Он саранчу ядом травит, а сейчас, видно, не знает, что у него яд сыплется… Он всех нас отравит…

На базаре началась паника. Ничего не подозревая, я спустился ниже, сделал круг над площадью, где собралось много казаков, и решил поздравить их с Днем кооперации. Я прокричал им свои поздравления, а они, не расслышав слов, поняли меня иначе: расходись, мол, садиться буду! Через минуту-другую внизу не было ни души.

Так кончился мой первый «агитполет»…

…В последние годы Арцеулов все-таки пошел по пути своего прославленного деда. Он стал художником. Много книг об авиации и летчиках вышло с рисунками К. К. Арцеулова.

Году в пятидесятом, когда я еще работал в полярной авиации, мне довелось зайти к Константину Константиновичу, к которому я с давних пор отношусь с большим уважением и любовью.

— Возьмите меня в Арктику! — такими словами встретил он меня. — Хочется полетать над льдами. Возьми с собой в экспедицию. Теперь я прошу тебя. Помнишь, как ты просил меня в двадцать втором году: «Возьмите меня в школу».

Мы оба от души рассмеялись.

— Хорошо, что ты тогда не остыл, а продолжал упорно добиваться своего! — сказал Арцеулов.

— Хорошо, что я встретил человека, который не только не осудил меня, а еще сам оказался прекрасным примером для будущего летчика, — ответил я.

ГЕРОЙ № 1

Линейный пилот

…Первого декабря 1929 года меня вызвал заместитель директора Добролета Андерс и сказал:

— Товарищ Водопьянов, мы хотим вас командировать в Хабаровск для того, чтобы открыть и освоить новую пассажирскую линию на Сахалин.

— Я еще молодой летчик, всего полгода вожу самолет, — удивленно ответил я, — а вы меня посылаете на такую ответственную п трудную работу.

— Вот и хорошо, что молодой. Там как раз нужны молодые и крепкие люди. — Андерс подошел ко мне, положил свою руку мне на плечо и ласково сказал: — Поезжай, Михаил, не пожалеешь… Я старше тебя и знаю, что не пожалеешь…

Мне еще тогда не приходилось летать дальше Уральского хребта, а в то время полеты на Севере пугали даже опытных летчиков. Рассказывали об огромных трудностях, которые приходилось там преодолевать первым полярным летчикам Чухновскому, Бабушкину. Понятно, что я не без колебаний принял предложение, решившее мою дальнейшую судьбу.

..В середине января 1930 года я открыл воздушную линию из Хабаровска на Сахалин. Самолет стал доставлять пассажиров из краевого центра на далекий остров за 5–6 часов. А ведь до этого на поездку от Хабаровска до Сахалина в зимнее время на лошадях и собаках вдоль замерзшего Амура, а затем по льду Татарского залива уходило но меньшей мерс тридцать суток. Каждому командированному на Сахалин выдавалось две тысячи рублей: одна тысяча на приобретение меховой одежды, другая —. па продовольствие и наем лошадей и собак. Билет же на самолет стоил 350 рублей.

Самолеты нужны были здесь как нигде.

Помнится, как, пролетая в первый раз вдоль Амура, мы увидели с высоты маленькую деревушку на высоком берегу. Это было Пермское, то самое, на месте которого несколько лет спустя вырос город Комсомольск-на-Амуре.

Отправляясь в полет, я и мои пассажиры оделись по-полярному. Мне достались очень красивые унты. Они были мне немного малы, хотя ног особенно но жали. До первой посадки — Верхнетамбовской — триста пятьдесят километров летели мы два часа двадцать минут, а у меня уже в первый час полета ноги замерзли так, что я готов был сесть куда угодно.

Первое живое существо, приветствовавшее нас, спустившихся с небесной высоты на землю, была собака. Она, видимо, выбежала из деревни вместе с остальными жителями, но намного опередила их. Вслед за собакой показались мальчишки, бежавшие сломя голову. Потом появилась целая демонстрация с красными флагами — школьники во главе с учительницей, степенно шли взрослые.

Как только мы сели, я, не обращая внимания на приветствия, побежал, подпрыгивая, в село, забежал в первый попавшийся дом и сунул ноги в печурку. Через несколько минут пришел в себя, осмотрелся — в доме никого, все, должно быть, убежали к самолету.

Через четверть часа зашел один из моих пассажиров:

— Я видел, как ты забежал в дом… Что с тобой?

— Вам хорошо лететь в закрытой кабине, а у меня ноги закоченели. Не могу дальше лететь в этих унтах.

— А ну-ка, попробуй мои!

Померили — его унты полезли на две пары чулок. Правда, унты были старые, некрасивые, но ноги в них не мерзли.

Мотор нашего самолета все время работал на малом газе, чтобы не дать машине промерзнуть. Бортмеханик, стоя на крыле самолета, накачивал в бак бензин, который добровольные помощники черпали ведрами из бочки. Вокруг собрались почти все жители деревни. Люди щупали крылья, хвост, фюзеляж. Подростки и юноши забирались по лесенке и заглядывали в кабину. Более смелые даже посидели в кабине. Взрослые поднимали детей и давали им возможность посмотреть в «нутро» диковинной птицы.

А вот в селе Мариинском, где была предусмотренная посадка, нас встретили очень недружелюбно. Оказывается, в селе обитало немало кулаков, которые зарабатывали на извозном промысле. Они смотрели на летчиков как на опасных конкурентов.

Из Николаевска мы летели на Сахалин. Местные жители нас пугали: