Друзья поневоле - [2]

.

Первоначально Кауфман хотел конфисковать вакуфные земли, доходы с которых предназначались мечетям, школам и на благотворительные цели, но затем отказался от этой идеи, чтобы не вызывать недовольства. Более того, он освободил эти земли от уплаты налогов. От налогов освобождались также сады и рощи, в которых мусульмане устраивали общественные собрания и празднества[9]. Пауль Гейсс полагает, что обладавший политическим чутьем Кауфман избегал давления на исламские институты, опасаясь ограничительными мерами способствовать их популярности[10]. Не препятствуя преподаванию в мусульманских школах, Кауфман в то же время привлекал местное население в русские школы, о чем пойдет речь в шестой главе. Такую позицию очень трудно назвать игнорированием. Не случайно Дэвид Маккензи, с некоторыми оговорками, считает его успешным колонизатором[11].

Приверженность регионалистов методу поэтапной колонизации (а они были в большинстве в течение всего существования генерал-губернаторства) особенно ярко проявилась в таком остром вопросе, как переселенческий. Опасаясь, с одной стороны, негативной реакции местного мусульманского населения, а с другой – изменения сельскохозяйственной специализации края, даже многие местные администраторы-централисты последовательно противились одобряемым, а иногда инициированным Николаем II планам центральной администрации по переселению в Туркестан большой массы крестьян. Центр тем самым хотел одновременно убить двух зайцев: усилить православное население в крае и снять вопрос острой нехватки земли в центральных российских губерниях. Прослышав о богатых туркестанских землях, многие бедные крестьяне и городские люмпены отправлялись туда самостоятельно. С такими самовольными переселениями местным администраторам приходилось бороться особенно часто[12]. Из-за этого противостояния число православных крестьян, занимавшихся сельским хозяйством в Ферганской, Сырдарьинской и Самаркандской областях, не превышало в 1916 году 90 тыс.[13], т. е. составляло менее 2 % от всего сельского населения. Схожими опасениями руководствовался Кауфман, запрещая в данных областях православную миссионерскую деятельность[14]. Осознать особенно осторожное отношение Кауфмана к этим областям позволяет сравнение с ситуацией в Северо-Западном крае, где в 1866–1867 годах при его же поддержке в православие были обращены десятки тысяч католиков[15]. В отличие от традиционных земледельческих областей (Ферганской, Сырдарьинской и Самаркандской) в Семиреченской области Кауфман и его последователи действовали активнее, как в сфере православного миссионерства, так и в отношении крестьянской колонизации[16]. Русские администраторы считали, что казахское население меньше привержено исламу.

Условия туркестанского проекта позволяли создавать для местных мусульман особые льготы и в законодательстве. После того как в рамках государственной контрреформации Александра III в 1892 году в России было принято новое Городовое положение, понижавшее долю нехристианских депутатов в городских думах с трети (по Положению 1870 года) до одной пятой, местные власти сохранили в Ташкентской думе для мусульман прежний порядок[17]. В отличие от поволжских мусульман коренные жители Туркестана, подобно мусульманам Кавказа, были освобождены от призыва в армию. В рамках выбранного подхода Россия, опасаясь вызвать недовольство большого числа мусульман резким сломом привычного уклада, воздержалась от полной аннексии побежденных Бухарского эмирата и Хивинского ханства.

Вместе с тем Кауфман, как и прежде – на должности генерал-губернатора Северо-Западного края, практиковал в Туркестане силовой метод управления. Он верил в цивилизационную миссию России по отношению к колонизированным этносам. Оперируя в равной степени как кнутом, так и пряником, он считал, что среднеазиатские мусульмане уважают сильную и самостоятельную власть. Ему наверняка льстило то, что они стали называть его «ярым-паша» – полуцарь. Такое восприятие идеально служило доктрине консервации прежних порядков. С целью сохранения собственного авторитета, особенно в первые годы своего управления краем, Кауфман практиковал коллективные наказания. Сосредоточение в его руках сильной административной власти нередко шло и на пользу коренному населению. Несмотря на то что хозяйственные вопросы ремонта и строительства религиозно-учебных учреждений мусульман формально оказались в ведении Оренбургского духовного мусульманского управления, имамы и муфтии тем не менее долгое время предпочитали решать их через туркестанскую администрацию. Кауфман своей властью относительно легко разрешал такие вопросы, продолжая завоевывать авторитет у местных мусульманских элит. Почти два десятилетия спустя после его смерти, в 1899 году, центральные власти отменили действовавшие в отношении этих мусульманских институтов прежние автономные установления, в результате чего данные вопросы стали регулироваться общероссийскими законами, определяемыми Строительным уставом[18]. Такое регулирование оказалось сопряженным с прохождением тяжелой ведомственной процедуры, которую осложняло незнакомство центральных чиновников с сохранявшимися особыми законодательными льготами для туркестанских мусульман и плохое знание русской бюрократической практики последними.