Друзья Мамеда - [38]

Ровно в полночь раздался звон кремлевских курантов. И мы все подняли стаканы с черничным соком. Поздравляли друг друга с Новым годом. И все желали одного: победы над фашистами.

XIII

Многое изменилось на стройке за эти месяцы. Совсем иначе выглядит все вокруг. Раньше корпус представлял собой коробку из четырех стен, внутри которых темнела пустота. Теперь он был заполнен снизу доверху. Тот самый котел-барабан, который мы когда-то откапывали из-под снега, был смонтирован и установлен внутри коробки. Весь покрытый густой сетью труб, он был похож на гигантского паука. Только паутина была железная. Ее составляли причудливо изогнутые трубы — толстые и тонкие, длинные и короткие. Эти трубы мы резали и сваривали все это время. И теперь, наконец, наша работа, раньше казавшаяся бессмысленной, стала отчетливо видна. Наверху, среди этой железной паутины, работали монтажники.

Работы производились не во дворе, как раньше, а внутри корпуса. Здесь не было ветра, но зато воздух был пыльный и тяжелый. Первое время мне не нравилось здесь работать, но потом я привык. И уже не замечал ни духоты, ни пыли. Прораб Петрович ходил довольный. С планом мы справлялись, и была твердая надежда, что новая очередь войдет в строй в положенное время. Под Новый год состоялось собрание, на котором нас премировали за хорошую работу. Выступая, Петрович назвал нас ударной бригадой. Это, конечно, было очень приятно. Вообще настроение Петровича менялось в зависимости от того, какие у нас были успехи. Если он ходил веселый и шутил, значит, дела у нас на стройке идут неплохо. Если же Петрович хмурится и недоволен, значит, произошла какая-то задержка с арматурой, не подвезли нужные материалы или произошло какое-нибудь ЧП.

В этот день с самого утра все шло хорошо. Работали мы небольшими группами в три-четыре человека. Кое-кто из наших ребят приобрел еще одну специальность: стал монтажником. Наша группа — Гамид, я и Иса — получила от Петровича дневное задание. Я по-прежнему орудовал резаком. Иса сваривал трубы, а Гамид занимался монтажом: устанавливал трубы и перекрытия. Наступил обеденный перерыв. Мы первыми пришли в столовую. Быстро пообедали и вернулись в свой корпус. В нем еще было пусто. Но, несмотря на то что сейчас никто здесь не работал, в воздухе стояла пыль. Верней, не стояла, а кувыркалась. На солнце было видно, как пляшут бесконечную пляску пылинки. Гамид постоял, посмотрел на освещенный солнцем пролет и сказал:

— А ну, ребята, давайте освежим наши легкие.

Он отвернул головку кислородного баллона на пол-оборота и стал вдыхать кислород. Иса тоже подошел к нему и наклонился над баллоном.

— А ты чего? — сказал Гамид. И позвал меня: — Иди сюда, Мамед. Да чего ты боишься? Никого нет.

— Ну и что же, что никого нет, — ответил я недовольно. Мне было неприятно. Наверное, Петрович был бы недоволен, если бы застал нас за этим занятием. — Бросьте, нехорошо, — пытался я уговорить ребят.

— А чего тут нехорошего? — возразил Гамид.

Иса поддержал его:

— Всегда ты, Мамед, что-нибудь придумываешь. Тебе все не так. Ах, хорошо, — хвастал он, с шумом втягивая в себя воздух. — Красота!

Гамид подтолкнул меня к баллону и пригнул немного вниз мою голову. А Иса так пустил струю кислорода, что она била мне прямо в лицо. Струя была и вправду очень свежая и прохладная. Мне показалось, что я очутился где-то в горах высоко, у самых снегов. Там бывает такой прохладный и свежий воздух.

— Ну что, — спросил Иса, — теперь не будешь больше хныкать?

Но мне все равно это не нравилось, и я сказал:

— Зря вы это затеяли.

— Да мы уже сколько раз так пробовали, — отвечал Иса. — И ни разу ничего не случилось. Не бойся, пожара не будет.

— Пожара не будет, говоришь? — раздался рядом с нами голос Петровича. (Мы и не заметили, как он подошел.) — Ну и молодцы, ну и ударная бригада! — Петрович быстро закрыл кран баллона. — Кто ж это вам разрешил так расходовать кислород? И ты, Мамед, такое себе позволяешь, а еще комиссар.

«Комиссар! Откуда он узнал, что меня так прозвали ребята, — подумал я. — Вот он какой, Петрович. Всегда занят работой, озабочен, а сам все видит и знает». А он продолжал нас ругать, ругал он всех троих. Ну, а я, конечно, не мог же ему сказать, что я тут ни при чем. Я не хотел, а Гамид и Иса меня заставили. Я только сказал:

— Мы никогда больше не будем так делать.

Петрович посмотрел на Ису и Гамида. Они молчали. Я подмигнул им, чтобы они тоже извинились. Но Гамид сделал вид, что он не понимает меня, а Иса отвернулся, словно не о нем шла речь. Это меня очень рассердило. Сами сделали нехорошее дело, поступили как бараны, которые топчут покос, а теперь делают вид, что ничего не понимают. На счастье, Петровича кто-то окликнул. Он заспешил и не стал больше говорить с нами. Бросил только:

— Ладно, чтобы это в последний раз было. Пора оставить баловство. Не маленькие.

Петрович ушел, а я набросился на Гамида и Ису:

— Это вам так не пройдет! Обязательно скажу Лене и другим ребятам тоже. Вот увидите, как они посмотрят на это.

Я сам нисколько не сомневался, что им здорово попадет от ребят. Видно, и Гамид с Исой поняли, что им влетит. Оба присмирели и сказали, что признают свою вину. Гамид, по-моему, говорил искренне. А Иса пробормотал что-то, а сам смотрел исподлобья, словно придумывал, какую устроить каверзу. Давно мы с ним не ссорились, с Исой. И я к нему совсем по-другому стал относиться. Но тут я вдруг вспомнил прежние обиды, а может, и не вспомнил, а просто здорово разозлился и решил, что больше не позволю Исе командовать. Если виноват, пусть по-настоящему это признает. Я подступил к нему и сказал: