Друзья и соседи - [24]

Он посмотрел на Синицыну. «Какие у неё яркие озорные глаза, — подумал он. — А вся эта её официальность напускная. Небось, когда ребятишки спят, она на детских качелях качается».

— Вы правду говорите? — спросила Синицына.

— Истинную правду. Отцы поручили мне проверить, как относятся к их ребятишкам в вашем детском саду, не обижает ли их дирекция…

— А если обижает?

— В таком случае придётся на дирекцию наложить взыскание.

— А если вы убедитесь, товарищ посол, что у нас всё хорошо. Что будет тогда?..

«Тогда я вас поцелую», — хотелось сказать Бережкову, но он благоразумно воздержался и ответил:

— Тогда я объявлю вам благодарность и премирую вас.

— Чем?.. Ещё не решили?

— Решил. Я даже привёз премию. Сейчас я вам её принесу…

Он вышел к машине и, открыв дверцу, извлёк оттуда медвежонка.

— Пойдём, Мишка. Познакомлю тебя с местным руководством. Идём, идём, не бойся, оно тебе понравится…

Когда Бережков с медвежонком на поводке вошёл в кабинет Синицыной, он увидел её стоящей у открытого окна.

— Нина, не уводите ребят на озеро, — сказала она, — пусть пока побудут здесь.

— Хорошо, Ксения Александровна, — послышалось в ответ.

Бережков водворил медвежонка под стол.

— Пожалуйста, Ксения Александровна, — сказал он, — получайте премию…

Синицына обернулась и пожала плечами — посол вернулся с пустыми руками.

Вдруг из-под стола появился медвежонок и побежал к ней.

Ойкнув, Синицына вскочила на подоконник.

— Боже мой, как я перепугалась!..

Бережков взял медвежонка на руки и с укоризной взглянул на Синицыну:

— Были бы вы председателем месткома, тогда ещё понятно, но директору так пугаться просто несолидно.

— Верно я говорю, Мишка?..

— Какой очаровательный, — всплеснула руками Синицына, — просто прелесть. Ребята будут в восторге.

Осмелев, она погладила медвежонка по пушистой шёрстке.

— Здравствуй, Мишенька!.. Здравствуй, мой хороший!..

«Ради одного этого стоило его везти», — подумал Бережков.

А медвежонок уже освоился с новой обстановкой. Ковыляя по кабинету, он совал нос во все углы, урчал и всем своим видом давал понять, что ему здесь очень нравится.

В дверь постучали, и в кабинет вошёл завхоз — полный мужчина в полотняном костюме.

— Ксения Александровна, — начал он с порога, перелистывая какие-то бумаги, — я бы хотел…

Что именно хотел завхоз, осталось невыясненным. Рассыпая бумаги и толкнув задом дверь, он вывалился из кабинета.

Через полчаса, когда медвежонок был водворён в чулан, Бережков и Синицына сидели, окружённые ребятами.

Здесь были и начинающий художник Женя Поцелуйко, и курносая, страшно похожая на отца, Люба Ряженцева, и серьёзный черноглазый Витя Матвеев, и маленькая Наташа Гармаш, о которой её друзья снисходительно говорили: «Наташка-Гармашка, не видать из кармашка».

Весёлые, загорелые, они с любопытством разглядывали гостя, который, как выяснилось, знал уйму разных увлекательных вещей.

Бережков рассказывал о том, как сверлят толстенный лёд, как разбивают палатки, как делают кирпичи из снега, как по радио принимают Москву.

— А как поживает мой папа? — спрашивали все по очереди, и Бережков, искренне жалея, что у него нет под рукой вахтенного журнала, обстоятельно докладывал каждому, украшая свой рассказ весьма интересными деталями.

Узнав о том, что на полюсе солнце светит день и ночь, Витя Матвеев вздохнул:

— Красота. Если бы наш детский сад был там, нас бы никогда спать не уводили…

Витя был активным человеком, весь в отца. Часы сна он считал прожитыми абсолютно бесцельно. Это ему говорила рассудительная няня:

— Матвеев Витя, присядь, отдохни. В то время когда твой папа трудится аж на самом Северном полюсе, ты ловишь панамкой головастиков. Хорошо это? Красиво?..

На Витю укоризненные речи не действовали — одно занятие у него сменялось другим. Сейчас он сидел и, затаив дыхание, слушал о том, как Любин папа, самый главный на полюсе, вместе с Жениным, с Наташкиным и с его папой делали площадку для посадки самолётов. И ещё ему было очень интересно узнать, что папа, который научился готовить не хуже мамы, варит для всех украинский борщ на газовой плите, которая стоит на льдине…

А Бережков всё рассказывал и рассказывал. Иногда вопросы задавала Синицына. Слушая его, она вдруг поймала себя на мысли о том, что этот приятный, полюбившийся ребятам гость уйдёт, уедет, улетит и, может быть, она… Может быть, она никогда его больше не увидит. В самом деле, зачем ему сюда приезжать?.. Если бы у него здесь были дети, другое дело. Но он не женат, он об этом случайно сказал, значит, нечего ему делать в детском саду…

— Вы понимаете, Ксения Александровна? — услышала она.

— Да. Понимаю… Там очень низкая температура, — ответила она невпопад, и Бережков понял, что она сейчас не слушала его.

— А сейчас, ребятки, — сказал Бережков, — пойдёмте со мной. Я вас познакомлю с моим ближайшим другом.

Шумной гурьбой они отправились на полянку.

Оправившись от испуга, завхоз притащил туда детский манежик, и сейчас по нему разгуливал медвежонок. За всю свою короткую безмятежную жизнь Мишка не испытал и сотой доли того бурного восторга, который наперебой выражали по его адресу ребятишки. Они совали ему яблоки, называли его по имени, и Мишка, заражённый общим весельем, носился из угла в угол, помахивая своей круглой мордочкой с чёрной глянцевой кнопкой носа.