Друзья до смерти - [10]

Прокурорша все еще стояла в дверях и тихо говорила с Хеннингом. Весь ее вид свидетельствовал о том, что не укрылось от Пии на протяжении вскрытия, — Валерия Лоблих пыталась заарканить Хеннинга. Каждый раз, спрашивая о чем-нибудь, она наклонялась над секционным столом, демонстрируя все тайны глубокого декольте. Конечно, Хеннинг ничего не замечал. Когда перед ним лежит труп, он вряд ли взглянул бы даже на обнаженную Анджелину Джоли, будь та рядом. Но теперь вскрытие закончилось, и ему начало казаться, что интерес прекрасной прокурорши отнюдь не ограничивается мертвыми останками господина Паули. Он засмеялся в ответ на какие-то ее слова, и она глупо хихикнула. Ронни Беме вложил изъятые органы и мозг обратно в тело и уже собирался зашить разрез. Он встретился взглядом с Пией, приподнял брови и закатил глаза. Та в ответ лишь пожала плечами. Хеннинг был привлекательным мужчиной с впечатляющей репутацией. Собственно, даже странно, что он до сих пор не завел новую подругу. И хотя они уже давно расстались, причем именно по ее инициативе, Пия все-таки ощутила некий укол, похожий на ревность. Наконец прокурорша распрощалась, и Пия прошла за Хеннингом в его кабинет в подвале.

— У тебя с этой Лоблих что-то есть? — мимоходом спросила она.

Хеннинг остановился и внимательно посмотрел на Пию.

— А тебе помешало бы, если бы что-то было?

До сих пор она как-то почти не задумывалась об этом. Ей казалось, что после их разрыва он невольно соблюдает целибат,[2] как и она сама. Сама мысль о том, что это может быть не так, основательно вывела ее из равновесия.

— Нет, — соврала Пия, — мне все равно.

Хеннинг поднял брови, а затем произнес:

— Жаль!

В этот момент зазвонил мобильник Пии.

— Извини! — Почти с облегчением она достала телефон и сообщила шефу в двух словах о результатах вскрытия.

Патологоанатом ждал окончания разговора.

— Когда я получу заключение? — спросила Пия.

— Завтра утром, — ответил Хеннинг.

Они переглянулись.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он. — Я бы с удовольствием к тебе заглянул проведать жеребенка. И бутылочку вина прихватил бы…

— Я не знаю, насколько меня сегодня задержат дела, — возразила Пия и спрятала телефон. Она сомневалась, не будет ли ошибкой снова разрешить ему приехать в Биркенхоф, но потом пожала плечами. — Ладно, сегодня вечером встретимся у меня. Но я не знаю, когда появлюсь дома.

— Не проблема, — ответил Хеннинг. — Я подожду.

Во дворе дома напротив Паули кипела бурная деятельность. Как и все люди, занятые сельским хозяйством, Эрвин Шварц жил не по календарю, а по погоде, и стоявшая уже несколько дней жара отлично подходила для заготовки сена. Шварц был одним из последних трудившихся на земле хозяев Келькхайма, хотя количество обрабатываемых им акров и подсократилось. За нераспаханную землю он получал от государства больше денег, чем мог заработать, сажая рапс или пшеницу. Боденштайн постучал в распахнутую дверь.

— Проходите! — крикнули изнутри.

Боденштайн вошел в большую крестьянскую кухню. Внутри дома было сумрачно и прохладно в сравнении с жарой снаружи. Громко тикали стоявшие в углу напольные часы, воздух был свежим.

Когда глаза привыкли к полумраку, Боденштайн увидел того крупного мужчину в синем полукомбинезоне и заляпанной футболке, который ранее проехал мимо него на тракторе. Он сидел в углу за столом. Перед ним на клетчатой клеенке стояла бутыль с водой и банка с маринованными огурцами. Боденштайн знал Эрвина Шварца только по фотографиям из келькхаймской газеты, на которых тот всегда был при галстуке и в костюме, как официальный представитель города.

— Моя фамилия Боденштайн, я из полиции Хофхайма.

Шварц взглянул на него водянистыми глазами.

— Это не вы стояли у дома Шмит? Че там случилось-то? — сказал он на жутком гессенском диалекте и отпил глоток воды.

Боденштайну хоть и с трудом, но все же удалось его понять.

— Сегодня мы обнаружили тело господина Паули, — ответил комиссар.

— Ого! — Шварц изумленно вытаращил глаза.

— Мы предполагаем, что Паули был убит поздно вечером во вторник перед дверью своей кухни. Я хотел бы узнать, может, вы что-то слышали или видели.

Эрвин Шварц задумчиво провел рукой по потным волосам вокруг загорелой лысины.

— Вечером во вторник… — пробормотал он. — Да меня дома-то не было. Я сидел у «Ленерта» примерно до без четверти двенадцать.

«Ленерт» — это был любимый местными мюнстерский кабачок напротив старой ратуши, который на самом деле назывался «У золотого льва». Оттуда было около пяти минут езды на машине до Рорвизенвег.

— Может, вам что-нибудь бросилось в глаза, когда вы проезжали мимо? — спросил Боденштайн. — Когда мы сегодня приехали, все двери в доме были нараспашку и внутри все перевернуто.

— Чему удивляться-то? — проворчал Шварц, и в его тоне сквозило презрение. — Знаете, какой там все время балаган? Молодежь постоянно приезжает на мопедах и машинах, орут, хохочут, будто они одни во всем свете. Да еще эти псы Паули, бегают везде и гадят где ни попадя. И этот тип — учитель, который должен воспитывать наших детей… В голове не укладывается!

— Какие у вас были отношения с вашим соседом? — осведомился Боденштайн.