Друзья - [102]

Шло лето пятьдесят шестого года. Ирен, как обычно, около трех пришла с работы, разогрела обед и накормила немощную тетю Боришку. Она уже мыла посуду, когда к ним нагрянула Кати.

— Здравствуйте, мама Боришка, — сказала она и поцеловала лежащую в постели женщину. — Ну, как мы поживаем?

— Что тебе сказать, Катика? — старушка прослезилась. — Даже не знаю, что со мной было бы, если б не Иренка, добрая душа, дай бог ей счастья.

Ирен на кухне услышала слова тети Боришки, и сердце ее запрыгало в груди от волнения. И неудивительно, ведь таких слов она ждала сколько себя помнит, но, как ни старалась, никто никогда ее не хвалил. Ну, наконец-то! Есть же все-таки на свете справедливость.

— Мама Боришка, — услышала она голос Кати, — а ведь я пришла, чтобы похитить у вас на несколько часов эту добрую душу. Конечно, если вы не возражаете.

— Да ради бога, дорогая Катика, — ответила больная женщина. — Пусть прогуляется. Бедняжка так много работает.

Пересмотрев свой скудный гардероб, Ирен выбрала белую плиссированную юбку, блузку телесного цвета и белые босоножки на невысоком каблуке. К этому не хватало только белой сумочки. Кати сбегала домой, принесла ей свою сумочку и залюбовалась стоявшей у зеркала девушкой.

— Ты просто очаровательна, душечка!

— В самом деле?

— Да уж можешь мне поверить.

Они сошли с трамвая на площади Передовиков и пошли по улице Чанади. Кати знала многие дома, попадавшиеся на пути, рассказывала, кто в них жил до войны. Ирен эти имена ни о чем не говорили, но она с интересом слушала подругу. Та внезапно остановилась у железных ворот школы, потом решительно потянула Ирен на другую сторону улицы.

— Когда-то я ходила в эту школу, — сказала Кати. — Здесь в первый раз влюбилась. — Они направлялись в сторону парка святого Иштвана. — А ты уже была влюблена?

— Пока нет, — сдержанно ответила Ирен. — И вообще мужчины меня не интересуют. Я их ненавижу.

— Что так?

— Есть причина.

Больше Ирен не вымолвила ни слова, пока они не зашли в кафе на улице Пожони. Кати дружески поздоровалась с официантками, расцеловалась с худощавой черноволосой кассиршей.

— Эммике тоже была выслана в пятидесятом, — объяснила она Ирен, когда они уселись за одним из столиков у окна.

К ним подошла белокурая стройная официантка.

— Что принести, Катика? — спросила она.

Кати задумчиво взглянула на Ирен.

— Принеси, будь добра, два коньяка и два пива. Ну, и пачку сигарет.

Белокурая женщина ушла. Ирен с любопытством смотрела по сторонам, она первый раз в жизни была в кафе. Кругом царило оживление. В шумных компаниях за столиками спорили о политике, обсуждали чемпионат мира по футболу. По углам уединились занятые друг другом влюбленные пары. Официантка принесла две рюмки коньяка, две бутылки пива, наполнила стаканы и отошла. Кати открыла пачку сигарет, закурила, потом подняла рюмку.

— Твое здоровье, милочка.

Коньяк они запили пивом, и Ирен слегка повело. Она расслабилась, впала в меланхолию и сразу почувствовала себя несчастной и одинокой. Когда Кати спросила, почему же она все-таки ненавидит мужчин, ее жаждущая любви и участия душа ухватилась за эту соломинку, и Ирен рассказала подруге историю своего невольного грехопадения. Кати была потрясена и несколько минут сидела молча, в глубоком раздумье. Потом обняла Ирен за плечи и стала говорить, что прекрасно ее понимает, но все же не стоит отравлять свою жизнь ненавистью. Ведь не все мужчины такие подонки, как ее бывший муж Тарноки или отец Ирен.

— Послушай меня, Иренка, пора тебе устраиваться в жизни. Я тебе помогу. Ты красивая, умная, способная. Бросишь эту фабрику…

Ирен перебила ее:

— Куда же я пойду?

— Я найду тебе место. Будешь зарабатывать гораздо больше, чем сейчас. Золотко мое, мы рождены не для того, чтобы мыкать горе.

В сентябре Ирен ушла с фабрики и поступила на курсы официантов при районном управлении общепита. Но закончить курсы она не успела — в стране вспыхнул контрреволюционный мятеж. Ирен это показалось непостижимым, да в общем-то ее и не интересовало, что происходит и на чьей стороне правда. Кати хотели от управления избрать в ревком, а затем и в рабочий совет, но она благоразумно отказалась от такой чести. Двадцать шестого сентября ей стало известно, что мятежники собираются арестовать Ласло Гомбоша, секретаря парткома с ее прежнего места работы. Недолго думая, она позвонила ему, обрисовала ситуацию и предложила свою квартиру в качестве убежища, пока не кончится это сумасшествие. Вскоре Лаци Гомбош уже сидел у нее на кухне и пил кофе. Он был молчалив и растерян и совершенно не понимал, почему некоторые так жаждут его крови, ведь он никому вреда не причинял, просто выполнял партийные директивы, хотя и не всегда бывал с ними согласен. Кати утешала его: не стоит, мол, так терзаться, в случае чего она горой встанет за него и сумеет доказать, что Лаци Гомбош в любых обстоятельствах оставался порядочным человеком. Ирен понравился этот стройный мужчина, и она спросила Кати, почему та не выйдет за него замуж, ведь и слепому видно, что Лаци влюблен в нее. Кати с улыбкой ответила, что с нее довольно семейной жизни и больше она не пойдет на такую авантюру. Будет спать с теми, кто ей нравится, но не собирается больше стирать мужские кальсоны, став чьей-то «милой женушкой», чтобы потом получить под зад коленом во имя неведомых ей высших интересов. Да, Лаци ей нравится и вполне устраивает ее как мужчина — она уже переспала с ним, — но о замужестве и речи быть не может. Упаси бог!