Дружба. Этико-психологический очерк - [53]

Потребность в обществе сверстников типична для подростка и юноши. В проведенном нами в 1970 г. анкетировании крымских старшеклассников (160 мальчиков и девочек 8-9-х классов) им было предложено ранжировать, с кем они предпочли бы проводить свое свободное время — с родителями, друзьями, в компании сверстников своего пола, в смешанной компании и т. д. Родители оказались у мальчиков на последнем месте (шестом), а у девочек — на четвертом месте. Сходную картину рисуют и многочисленные другие исследования.

Эти пристрастия проявляются не только в объеме совместно проводимого времени. Если младшему подростку достаточно участвовать в коллективной жизни, быть с другими, то старшему необходимо быть принятым сверстниками, иметь у них определенный престиж. Низкий статус в коллективе, как правило, вызывает тревожность, а разрыв между притязаниями и реальным положением переживается крайне болезненно.

Помимо организованных коллективов (школьный класс, комсомольская организация и др.) большое значение, особенно для мальчиков, приобретают неформальные стихийные группы, формирующиеся на улице, во дворах и т. д. По данным психолога И. С. Полонского, через такие группы проходит не менее 80–85 % всех ребят. Эти группы большей частью смешанные по своему социальному составу (из обследованных Полонским городских компаний 29 % состояли из одних школьников, 16 %-из работающих подростков и учащихся профтехучилищ, остальные-смешанные), почти девять десятых из них-разновозрастные. 36–38 % таких групп — чисто мужские, в остальных участвуют и мальчики и девочки.

Хотя ощущение «групповой принадлежности» психологически очень важно для подростка, жесткая конформность неформальных групп то и дело приходит в противоречие с потребностью сознавать и чувствовать себя индивидуальностью. «Я часто думаю, чем же мы „свои“, что у нас общего? — продолжает рассуждать упомянутый выше московский мальчик. — Мы отличаемся от других своей манерой одеваться, то есть не похожи на „других“. Но при этом как две капли воды похожи „друг на друга“. Одни и те же диски слушаем, одинаковыми словами выражаем свой восторг или неприязнь, одни и те же слова говорим девчонкам…»

Юношеское Я не совпадает с групповым Мы и зачастую определяется именно по контрасту с ним.

Группа ленинградских девятиклассников в уже упоминавшемся нашем исследовании юношеской дружбы оценивала, насколько определенные морально-психологические качества (доброта, трудолюбие, смелость, способность понять другого и т. д.) типичны для среднего юноши и девушки их возраста, а затем — для них самих. Образы собственного Я оказались нравственно-психологически гораздо тоньше группового образа Мы. Юноши считают себя менее смелыми, менее общительными и жизнерадостными, зато более добрыми и способными понять другого человека, чем их ровесники. Девушки приписывают себе меньшую общительность, но большую искренность, справедливость и верность. Сходную тенденцию французский психолог Б. Заззо обнаружила у юных французов. Большинство опрошенных ею юношей, независимо от возраста и образования, считают, что они больше своих ровесников склонны к одиночеству, острее испытывают потребность в дружбе, сильнее привязаны к семье и активнее стремятся к профессиональному успеху, зато им меньше, чем большинству, присущи смелость, любовь к риску и уверенность в себе. В самохарактеристиках девушек также фигурируют повышенная склонность к одиночеству, потребность в дружбе и большая, чем у юношей, непохожесть на других.

Главное психологическое приобретение ранней юности — открытие своего внутреннего мира. Для ребенка единственной осознаваемой реальностью является внешний мир, куда он проецирует и свою фантазию. Для юноши внешний, физический мир — только одна из возможностей субъективного опыта, средоточием которого является он сам. Это ощущение образно выразила 15-летняя девочка, которая на вопрос психолога: «Какая вещь кажется тебе наиболее реальной?» — ответила: «Я сама».

Обретая способность погружаться в себя, в свои переживания, подросток открывает целый мир новых эмоций, красоту природы, звуки музыки, ощущение собственного тела. Но вместе с осознанием своей уникальности, неповторимости, непохожести на других приходит чувство одиночества, ощущение внутренней пустоты, которую чем-то необходимо заполнить. Отсюда — рост потребности в общении и одновременно повышение его избирательности, стремление найти того, с кем не только можно поговорить, но и вместе помолчать, насладиться тишиной природы, услышать свой внутренний голос не заглушенным суетливой будничной повседневностью. «Теперь нет желания появляться во дворе, где всегда шум и гам, хочется помечтать или подумать о чем-либо, постоять у картины, побродить по городу, а потом опять вернуться к ребятам», пишет ленинградский восьмиклассник.

В переходном возрасте существенно меняются представления о содержании таких понятий, как «одиночество» и «уединение». Дети обычно трактуют их как некое физическое состояние («нет никого вокруг»). Подростки наполняют эти слова психологическим смыслом, приписывая им не только отрицательную, но и положительную ценность.