Введение. ИСТИНУ НАЗОВИ МНЕ
Истинное государство, истинный брак, истинная дружба нерушимы, но никакое государство, никакой брак, никакая дружба не соответствуют полностью своему понятию.
К. Маркс
Вряд ли найдется человек, который не задумывался бы о сущности дружбы. Впервые это обычно случается в ранней юности, когда от школьных диспутов о дружбе, товариществе и любви ждут не только абсолютной ясности, но и практического решения жизненных проблем. Умудренные опытом взрослые улыбаются такой наивности. Однако их живо волнуют проблемы психологии общения, социальные и психологические причины некоммуникабельности, способы укрепления соседских и дружеских связей и т. д.
Трудно назвать классика философии, который не писал бы о дружбе: Платон и Аристотель, Феофраст и Эпикур, Цицерон и Сенека, Августин и Дунс Скотт, М. Монтень и Ф. Бэкон, К. Томазий и X. Вольф, А. Шефтсбери и Д. Юм, П. Гольбах и К. Гельвеций, И. Кант и Г. В. Гегель, С. Кьеркегор и Л. Фейербах, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевский. Но дружба как предмет серьезного научного исследования сразу же вызывает скептическое отношение. После моего доклада на первом Всесоюзном симпозиуме по проблемам общения (1970 г.), в котором предлагалась программа междисциплинарного изучения дружбы, кто-то прислал мне записку: «Жалею, что Вы так рано отходите от настоящей науки». Несколько лет спустя аналогичное отношение к проблеме выявилось в другой ситуации. Студентам физического факультета Ленинградского университета сказали, что они могут прослушать факультативный курс по психологии общения. «О!» — обрадовались физики. «Речь пойдет о психологии дружбы», — уточнил преподаватель. «А…»- разочарованно протянули студенты.
В чем же дело? Видимо, в том, что разговор о дружбе невольно ассоциируется в обыденном сознании с назидательными беседами, сдобренными двумя-тремя хрестоматийными примерами и предназначенными главным образом для подростков. Но предмет и содержание науки изменяются в ходе истории. Еще немецкий просветитель XVIII в. Георг Кристоф Лихтенберг заметил: «Там, где прежде были границы науки, там теперь ее центр». Это как нельзя более верно и относительно дружбы.
Сегодня одно из центральных мест в науке о человеке заняла проблема общения. О ней пишут философы, социологи, психологи, этнографы, педагоги, психиатры и представители других научных дисциплин. Однако, как справедливо подметил В. Л. Леви, «общение», о котором так много спорят, не строгая аналитическая категория, а «слово-пакет, в которое можно завернуть радиопередачу… театр, младенческое „уа-уа“, застолье, книгу, случайный взгляд, анонимку, музыку, дипломатию, матерщину… Я не знаю, что такое НЕ-общение». Одни авторы имеют в виду макросоциальные общественные отношения, другие — внутриколлективные взаимосвязи, третьи — взаимодействие индивидов вообще, четвертые — коммуникативные процессы, пятые — личные (или, как теперь принято называть, межличностные) отношения и привязанности и т. д.
Чтобы преодолеть эту многозначность, некоторые ученые предлагают сузить объем категории «общение», выделив его субъектно-субъектную, индивидуально-личностную, «диалогическую» сущность, в отличие от более общих и элементарных процессов взаимодействия, коммуникации, обмена информацией и т. п. Но если принять такое, на мой взгляд, обоснованное ограничение, то самой «чистой», идеальной формой общения окажется именно дружба, которая вызывает к себе возвышенно-трепетное и одновременно скептическое отношение как раз вследствие несовпадения должного и сущего.
Люди всех времен и народов почитают дружбу величайшей социальной и нравственной ценностью. «Если найдешь разумного друга, готового идти вместе, праведно живущего, мудрого, превозмогающего все невзгоды, — иди с ним, радостный и вдумчивый. Если не найдешь разумного друга, готового идти вместе, праведно живущего, мудрого, — иди один, как царь, отказавшийся от завоеванного царства, или как слон в слоновом лесу», — учит Дхаммапада, собрание религиозно-этических изречений раннего буддизма (III–I вв. до н. э.).
Вместе с тем люди неизменно считают подлинную дружбу редкой и расцвет ее, как правило, относят к прошлому. То и дело приходится слышать жалобы на то, что интимная, глубокая дружба часто подменяется у современной молодежи поверхностными и экстенсивными приятельскими отношениями, что телефон заменяет личные контакты, а телевизор — живой обмен мнениями. Эти рассуждения, подкрепленные ссылками на научно-техническую революцию, урбанизацию и рационализм современной жизни, кажутся довольно убедительными. Юрий Нагибин на страницах «Недели» пишет: «Меня недавно познакомили с результатами социологического исследования, там обсуждались мои рассказы о детстве и юности, по принципу „книги читают нас“. Так вот, старшеклассники завидуют нашей более чем полувековой дружбе и прямо признаются, сетуют, что у многих из них нет настоящей потребности друг в друге, поэтому бестрепетно одних спутников меняют на других. А после школы — институт, там будет своя компания, на службе — своя. То неглубокое общение, которое связывает тебя с сегодняшними приятелями, легко завяжется с любыми другими — зачем за кого-то держаться? Такие молодые, а уже одиноки…» Б
