Дружба, № 4 - [10]

Ижорцы раздвинули башни, но в меру: лишь настолько, чтобы пулемет задней башни выглядывал из-за головной. Иначе говоря, башни на корпусе броневика встали теперь не по продольной оси, а по диагонали. Переставляя башни с места на место, ижорцы, как настоящие мастера, заодно вносили в их конструкцию различные усовершенствования; тут появились и щитки у пулеметных амбразур.

Машины, пробежав от завода пыльной дорогой по высокому берегу Невы, прибыли в Петроград. Здесь, на Инженерной улице, в окружении садов и парков, стоит здание Михайловского манежа. Огромные, в рост ворот, окна освещают его внутреннее помещение. Сюда когда-то съезжались кавалькады всадников, чтобы практиковаться в верховой езде.

Во время первой мировой войны манеж передали автомобилистам. Теперь, вместо легких скакунов, по кругу, делая упражнения, ходили вперевалку грузные бронированные машины.

Броневики с Ижорского тоже вошли в манеж и перемешались с остальными..

Алеша узнал, что броневиков к 1917 году в России было по меньшей мере две или три сотни, и среди них множество двухбашенных. Броневиков ижорской модели было известно тоже несколько десятков; башни по одному типу, уступом, и все они со щитками. Который же из них?…

— Понимаю, — кивнул Алеша, — этих примет недостаточно.

Рассказ продолжался. Зло посмеиваясь, Крюков заговорил о беспечности начальства в царской армии и о его равнодушии к судьбам страны. Вот, к примеру, Михайловский манеж. Шла война, русские солдаты ходили в атаки на германских, германские — на русских, фронт трагически передвигался вглубь России, — а здесь, под крышей, было полным-полно машин, позарез нужных фронту. Почему же машины стояли без дела?

Впрочем, на удивление солдатам, военное начальство вдруг пригласило в манеж одного из тех, кого офицеры презрительно называли «шпаками». Иначе сказать, к боевым машинам был допущен штатский…

А случилось вот что. Понакупили за границей броневиков, а шоферов-то к ним ведь не купишь. Надо иметь своих. Но где же в России шоферы — это была еще редкая и диковинная специальность. Правительство открыло военную школу, чтобы готовить шоферов из грамотных солдат; и начальство помаленьку, с наскоро обученными людьми, отправляло машины на фронт. Но пришел приказ усилить снабжение фронта броневиками, удвоить, утроить! Вот тут и поднялся в манеже переполох.

— Явился этот штатский. — вспоминал Крюков. — Щуплый такой человечек, узкоплечий, в перчаточках, с тросточкой. Машин в манеже полно, стоят как на парад выстроенные; только эти машины даже и не заводят: некому. А в кружочке посредине колесят две или три машины — в каждой по инструктору, а за рулем — по ученику. Вот и вся школа практической езды.

«Маловато у вас инструкторов!» — заметил штатский. А офицеры ему с насмешкой: «Кажется, вас не хныкать сюда пригласили, господин…» Звали этого штатского, — тут же пояснил Крюков, — Михаил Борисович Фокин, но господа офицеры не удостоили обратиться к нему вежливо, как полагается. А Фокину хоть бы что — только усмехнулся. Приглядел он одну из машин, остановился перед ней и снимает перчатки — пальчик за пальчиком — с одной руки, с другой… Засучил рукава да как начал прощупывать в этой машине все потроха; еще повыше рукава, еще поглубже запускает руки — и добрался он до таких закоулков в машине, о которых наши-то и понятия не имели… Любопытно нам стало, — что это за господин такой? Ну, а солдат ведь до всего дознается. И принесли ребята точные данные, что Фокин этот — первый во всей столице знаток автомобилей, что у него служебный кабинет на Невском, под думской каланчой; да только он не из тех, что сидят за столом да надуваются важностью, а расхаживает человек по гаражам, прививает там культурные порядки; другой раз и на улице перехватит шофера, если тот растрепа и машина у него в неисправности, поделом и взбучку даст… вот какой городской инспектор.

Крюков с явным уважением вспоминал про Фокина, отменного знатока автомобилей. Оказывается, он и перед офицерами не сробел: дал им взбучку за запущенность машин; уличил господ офицеров в техническом невежестве.

— А он жив, инженер Фокин? — заинтересовался Алеша. — Вот бы с ним повидаться!

Крюков помолчал и вздохнул.

— Что я скажу тебе, парень? Тому уже почти четверть века… Не встречал я больше Фокина.

Он потянулся к незаконченному чертежу и пристроил его к колену.

— А теперь гляди, какую реконструкцию сделал Фокин в броневике: два руля поставил, чтобы сажать в машину не по одному ученику, как было, а сразу по два.

Крюков начертил шоферское сиденье и перед ним — два парных руля.

— Вот как было сперва задумано, — объяснил он. — А солдаты, фронтовики, послушав инженера, предложили иначе: «Ставить, мол, два руля, так уж в разных концах машины!» — Вот так…

Алеша посмотрел на сделанную Крюковым поправку в чертеже, вообразил за этими рулями шоферов, которые пытаются гнать машину в противоположные стороны, как бы намереваясь разорвать ее пополам, и рассмеялся.

— Вот, вот, — подхватил Крюков, — и тогда смеялись: мол, балагурят фронтовички! А Фокин порасспросил солдат, подумал и видит, — смешное-то оборачивается дельным.