Друри Лейн - [172]

Он снова подобрал рукопись.

— Заглянем в план. Ни слова о мандолине, здесь лишь сказано: «Ударяет Эмили по голове тупым инструментом».

Глаза Тамма расширились, и Лейн кивнул.

— Вижу, вы поняли указание на чисто детскую интерпретацию. Спросите любого тринадцатилетнего ребенка, что означает «тупой инструмент». Тысяча шансов против одного, что он этого не знает. Йорк Хэттер написал эту фразу автоматически, понимая то, что понимает любой взрослый, — речь идет о тяжелом тупом орудии. Но для Джеки это ровным счетом ничего не означает. Ему приходится искать какую-то вещь, именуемую «тупым инструментом», чтобы ударить им по голове ненавистную бабушку. Как работает детский ум? Для ребенка «инструмент» означает только одно — музыкальный инструмент. Слова «тупой» он, возможно, никогда не слышал в подобном аспекте, а если слышал, то не понял его смысла. Или Джеки мог найти его в словаре и узнать, что это означает «не острый». Должно быть, он сразу подумал о мандолине — единственном «инструменте» в доме, как сказала Барбара, принадлежащем Йорку Хэттеру — преступнику в плане романа! Для ребенка этого было достаточно, но взрослый мог интерпретировать «тупой инструмент» таким образом, только будучи идиотом.

— Поразительно! — воскликнул Бруно.

— Я знал, что Джеки нашел рукопись в лаборатории и следовал ей шаг за шагом, совершая реальные преступления. Но в плане говорится, что убийцей намечено сделать самого Йорка Хэттера — разумеется, имелся в виду персонаж романа, в котором Йорк изображал себя. Предположим, план нашел бы взрослый и решил бы воплотить его в действительность. Он прочитал, что в романе преступником должен быть Йорк. Но Йорк мертв. Отказался бы взрослый от той части плана, которая указывает на Йорка? Естественно. А что сделал наш убийца? Использовал, согласно плану, «Перуанский бальзам», указывающий на Йорка. В плане бальзам был ловким штрихом — «ключом» в виде запаха, благодаря которому убийца был бы разоблачен в конце романа. Однако в реальности, когда Хэттер был мертв, использование запаха ванили является чистым ребячеством… Снова мы видим незрелый ум, слепо следующий письменным инструкциям.

Четвертая несообразность — или это уже пятая? В плане Хэттера «ключ» с запахом ванили, указывающий на него, подлинный. Но «ключ» в виде туфель Конрада — фальшивый: убийца намеренно оставляет улику против Конрада, наводя полицию на ложный след.

Однако в реальности ситуация меняется — кто-то использует план как модель настоящего преступления. В этом случае запах ванили также становится ложным «ключом»! Потому что Йорк Хэттер мертв и уже не может фигурировать в сюжете. Зачем же использовать два ложных «ключа», указывающих на двух разных людей, как сделал убийца? Любой взрослый на месте Джеки выбрал бы в качестве ложного следа туфли Конрада и отказался бы от запаха ванили, указывающего на мертвеца. Если бы он выбрал туфли, то не чувствовал бы необходимости надевать их, как поступил Джеки. Было достаточно плеснуть яд на один из носков туфель, а потом оставить пару в стенном шкафу Конрада. Но Джеки, неспособный к зрелой трактовке инструкций, надевает туфли, хотя в плане об этом вообще ничего не говорится… Все указывает на то, что убийца терял чувство меры, сталкиваясь с ситуацией, требующей обычного зрелого ума. Снова признак ребенка.

И наконец, история с пожаром. Она меня озадачивала, пока я не прочитал план, как и многие другие факты, потому что я пытался найти для них причины, а они отсутствовали — все совершалось вслепую… В плане указывалась цель пожара — сделать очевидным, что Йорка Хэттера преследует кто-то посторонний и, следовательно, он не виновен. Но после смерти Хэттера инцидент с пожаром в его лаборатории становился бессмысленным, и любой взрослый отказался бы от него полностью или приспособил к своим целям — устроил бы пожар в своей комнате или каким-нибудь иным способом сосредоточил его вокруг себя. Скорее всего, взрослый отказался бы от него, так как даже в плане Йорка это выглядело избитым приемом, типичным для детективных историй.

Что мы получаем в итоге? План вымышленного преступления осуществлялся в действительности с тупым следованием каждой детали — каждым действием, которое требовало оригинального или избирательного мышления, преступник указывал на свою незрелость. Это подтверждало мою уверенность, что убийца — Джеки, и должно убедить вас, как убедило меня, что Джеки не понимал изощренности плана, которому следовал так преданно, и лишь слепо выполнял конкретные предписания, причины которых были ему недоступны. Он прочитал, что Йорк должен быть преступником, знал, что Йорк мертв, и решил сам быть Йорком или преступником. Поэтому там, где план предписывал Йорку, или Игреку, что-то сделать, Джеки ставил себя на место Йорка и делал это сам — вплоть до действий, которые по плану приводили к разоблачению преступника!

— Эта чертова первая попытка отравления… — Тамм прочистил горло. — Не могу понять…

— Терпение, инспектор. Я как раз к этому подхожу. Во время попытки мы не могли знать, должна она была осуществиться по замыслу преступника или нет. Когда же после убийства мы решили, что вторая попытка отравления была ложной, напрашивался вывод, что таковой была и первая. Еще не зная о плане Йорка, но чувствуя, что преступник — Джеки, я сказал себе: Джеки вроде бы случайно не дал осуществиться отравлению в случае с эгногом. Возможно ли, что он глотнул отравленный эгног не случайно, а намеренно? Если так, то почему? Ну, если обе попытки были ложными, каким образом убийца планировал помешать Луизе даже глотнуть эгног и в то же время сделать очевидным факт, что напиток отравлен? Если бы он как бы случайно пролил эгног, факт отравления не стал бы очевидным — смерть щенка могли приписать другим причинам. Поэтому требовались героические меры. То, что Джеки глотнул эгног, являлось доказательством