Друиды - [21]
Естественно, эти изменения особенно заметны в местном искусстве и ремеслах. Наряду с многими другими вещами варвары научились строительству, т. е. точному и научному возведению зданий из квадратных камней приемлемых для обработки размеров. В области каменных сооружений до сих пор они были знакомы лишь с грубой мегалитической архитектурой раннего бронзового века, которая применялась в лучшем случае лишь в отдельных районах и теперь использовалась очень редко[77], или с такими простейшими приемами, как облицовка зданий каменными плитами. Однако теперь они получили возможность научиться канонам строительного искусства в греческой манере, и интерес вызывает то обстоятельство, что в своих первых и самых непритязательных попытках подражать пришельцам, как, например, при возведении стен некоторых оппидумов, они не раз использовали один греческий (и этрусский) прием[78], а именно соединение каменных блоков, в которых вырезались пазы, с помощью деревянных шипов (рис. 10). И в дополнение к архитектурному искусству, которое варвары в конечном итоге стали применять при строительстве домов и городов, другим важнейшим нововведением явилось принятие и использование греческой монетной системы, привившееся спустя несколько столетий (рис. 11).
>Рис. 10. Деревянные шипы и каменные блоки с пазами в виде рыбьих хвостов, Одилиенберг, Эльзас (по Форре)
>Рис. 11. Статер Филиппа Македонского и галльские монеты, выполненные по его образцу
Юстин подытожил воздействие греческого влияния, исходившего из Массилии, в хорошо известном отрывке, который, несмотря на кажущийся избыток энтузиазма, тем не менее вполне соответствует действительности. По его словам[79], галлы научились более цивилизованному образу жизни, умерившему их прежнее варварство; они научились возделывать землю, ухаживать за виноградниками и выращивать оливы, а также обносить свои города стенами. Более того, они научились жить по законам и достигли столь высокого уровня цивилизованности, что казалось, будто не Греция переместилась в Галлию, а Галлия в Грецию.
Подобные непосредственные контакты с новой цивилизацией, такие свидетельства понимания ее обычаев разительно отличаются от заимствований из вторых рук, которые вплоть до 600 г. до н. э. были единственным способом, благодаря которому внешний мир воздействовал на культуру доисторической Галлии. В данном случае мы со всей очевидностью можем наблюдать, что изменения проникли не только в хозяйственную или ремесленную сферу жизни местного населения. Судя по сообщению Юстина, сам образ мыслей туземцев постепенно смягчался под влиянием обычаев и социальной системы более цивилизованного народа; или же, если избегать излишней категоричности, можно говорить по крайней мере о сочувственном отношении, о стремлении понять иной образ жизни. Другими словами, моральные устои и религия местных племен точно так же, как и их искусство, не могли не претерпеть изменений, столкнувшись с греческим влиянием.
В данный момент мы не будем обсуждать вопрос, была ли затронута этим влиянием варварская религия; пока что достаточно лишь обратить внимание на само существование такой возможности. Однако нам кажется уместным добавить, что если речь идет о кельтской религии, то подобная возможность не могла существовать в эпоху ранее IV–III вв. до н. э. В те времена, когда греки обживались в Массилии, истинно кельтская, т. е. латенская, культура только начинала обособляться от галльштаттских культур альпийских земель, так что напрашивается предположение, что в образовании этой культуры сыграли свою роль и массильские греки. Однако мы не должны забывать о том, что в начале латенского периода Массилия была отрезана от кельтского мира прибрежными лигурийскими племенами, которые хотя и приняли галльштаттскую культуру, но на деле возводили свой род напрямую к обитателям этой части Галлии эпохи бронзового века. Конечно же, нет сомнений в том, что лигурийцы поддерживали постоянное сообщение с альпийскими областями; верно и то, что в Галлии в галльштаттском оппидуме в Салене (Юра), достаточно далеко от морского побережья, была найдена греческая чернофигурная керамика VI в.[80]; конечно, какие-то захватчики с Востока, предшественники кельтов, уже проложили себе путь к южным берегам Галлии. Однако и при всех этих обстоятельствах мы не можем называть жителей прибрежных районов кельтами в собственном смысле этого слова и имеем полное право утверждать, что до времени своей первой экспансии сами кельты не вступали в продолжительные и широкомасштабные контакты с греческой корпоративной жизнью, представленной колонией. Следовательно, естественно предположить, что греческое влияние, исходящее из Массилии, могло оказать сколь-нибудь значительное воздействие на кельтское мышление лишь какое-то время спустя, вероятно не ранее III в. до н. э.
Впрочем, мы уже отмечали небольшое, но несомненное влияние греческого орнамента на развитие латенского искусства. В связи с этим уместно предположить, что кроме Массилии существовал еще один путь, по которому греческая культура в VI и V вв. проникала в будущий кельтский мир, ядро которого находилось к северу и востоку от Альп. Однако я не думаю, чтобы этим путем являлись торговые связи с ионийскими греками по дунайской долине или через Адриатику и равнины Северной Италии; маршруты, по которым проходили межкультурные контакты, будет легче наметить, если мы на некоторое время отвлечемся от самих греков и обратим наше внимание на другие соседние народы, которые могли оказывать влияние на культуру Галлии.
