Друид - [227]

Чтобы освободить любимую, мне пришлось пойти на отчаянный шаг — я решил стать рабом Кретоса. Не хочу описывать сцены, которые разыгрались во дворе виллы Кретоса после этого. При одном воспоминании о них у меня к горлу подступает комок и сжимается сердце. Почему боги допустили такую несправедливость? Мне и Ванде они позволили увидеть друг друга и пережить несколько счастливых мгновений лишь для того, чтобы дать нам понять, что вскоре мы должны будем расстаться вновь. Нас охватило отчаяние.

— А теперь исчезни, Ванда! — вдруг закричал Кретос. — Я велю позвать судью и свидетеля. Корисиос и я немедленно подпишем договор.

Ванда бросила на купца умоляющий взгляд, но тот воскликнул со злостью:

— Ты все еще моя рабыня и должна выполнять все мои приказы!

Судя по всему, Кретос действительно был довольно влиятельным человеком. Прошло всего лишь несколько часов, и в его столовую вошел толстый человек, по одежде которого сразу стало понятно, что он — судья. Его тога прикрывала такой огромный живот, что мы с Базилусом то и дело поглядывали в сторону нового гостя Кретоса, потому что не могли поверить своим глазам. Казалось, чрево судьи имело просто нечеловеческие размеры. На вид судье можно было дать лет сорок. Будучи сыном аллоброга, он, как и все «новые», кичился своим статусом гражданина Массилии гораздо больше, чем люди, чьи предки с незапамятных времен жили в этом городе. Вместе с судьей явились два его помощника, которые, словно статуи, стояли у входа в триклиний — роскошно обставленную просторную столовую с шестью обеденными ложами. Стены украшали изображения обнаженных мужчин и женщин.

Судья поприветствовал Кретоса как старого друга — похоже, он был частым гостем в доме купца — и тут же назвал имя какой-то рабыни, спросив у хозяина дома, сможет ли он сегодня побыть с ней наедине. На что купец ответил:

— Я уже велел приготовить синюю комнату. Ты сможешь развлечься с красавицей немного позже, как только мы закончим все наши дела.

— Тогда рассказывай, зачем ты меня позвал, Кретос.

Судья разлегся на подушках одного из лож и взял виноград с подноса, который рабыня поставила на стол. Мне же было не до угощения — вряд ли кто-нибудь мог бы думать о еде в подобный момент. Я тоже опустился на ложе, хотя обычно я с большим удовольствием сижу за столом. Базилус пытался вести себя так, словно он и в самом деле был моим рабом. Он стоял у меня за спиной. Кретос развалился на ложе, стоявшем напротив меня, и, показав на меня пальцем, ухмыльнулся:

— Вот этот молодой человек по своей собственной воле решил стать моим рабом, чтобы обменять свою свободу на свободу германской рабыни Ванды.

Услышанное развеселило судью, и он поинтересовался у меня:

— Ты в самом деле хочешь стать рабом, галл?

В общем-то, я не особо удивился, услышав, как этот новый массилианец назвал меня галлом, а не кельтом. Судья, явившийся в дом Кретоса, был живым примером умелого обращения римлян с жителями земель, захваченных их войсками. Сохранив за собой все привилегии и занимая руководящие должности, представители местной знати забыли о своих корнях и стали ярыми защитниками нового порядка, настоящими патриотами Рима. Большинство народов, которые когда-либо вели захватническую политику, так и не смогли усвоить эту простую истину, а потому потеряли покоренные ими территории и колонии.

Я надеялся, что мне удастся встретиться взглядом с гостем Кретоса, ведь я оставался кельтом и не собирался сдаваться без боя. Может быть, получится переубедить купца?

— Да, судья, все верно. Конечно, я бы с удовольствием заплатил Кретосу золотом за его рабыню, но он настаивает на том, чтобы я сам стал его рабом.

— Ах вот как! А я-то думал, что ты деловой человек, Кретос! — рассмеялся судья и взглянул на своего друга. Всем своим видом аллоброг показывал, что происходящее его забавляет.

Купец не сдержался и перешел на крик:

— Выезжая рано утром на паршивом муле за ворота военного лагеря римлян, я поклялся себе, что однажды этот друид будет работать на меня и корпеть над бумагами в моей конторе! Проезжая по Галлии, я раз за разом повторял эту клятву. Я столько лет ждал этого момента!

— Дело твое, — сказал судья и шумно втянул носом воздух, вдыхая аромат жареного мяса со специями, исходивший от блюд, принесенных рабынями на серебряных подносах. — Скажи, хочешь ли ты, чтобы галл имел возможность выкупить себя и вновь стать свободным?

— Да, — ответил Кретос, — но только в том случае, если я получу за него сумму, в пятнадцать раз превышающую ту, которую могут запросить за раба-галла, умеющего читать и писать.

Аллоброг скорчил гримасу, давая понять купцу, что он считает эти условия слишком суровыми.

— Должно быть, этот галл умеет делать нечто такое, что другим не под силу! — послышался у меня за спиной зычный голос. Обернувшись, я увидел высокого мужчину крепкого телосложения, который стоял у входа в столовую между двух ликторов, пришедших вместе с судьей. Незнакомец был одет в тунику с короткими рукавами, края которой украшала замысловатая вышивка. Любой скульптор, взглянувший на его огромные, смазанные маслом бицепсы и широкие плечи, наверняка тут же схватился бы за резец.