Друид - [208]

Цезарь снова горько усмехнулся.

— Но я слышал, что через некоторое время ты вновь женился. Разве ты не любил свою избранницу?

— Любил? — с удивлением спросил проконсул. — Нет, я любил только Корнелию. — Цезарь говорил так, словно его сердце всегда принадлежало лишь одной женщине. Словно по-настоящему можно любить одну-единственную, а чувство к какой-либо другой женщине любовью считаться не может.

— С Корнелией меня связывала любовь, с Помпеей страсть. Но с Помпеей я решил развестись. Что же касается моей третьей жены, то к ней я не испытывал ни любви, ни страсти. Жениться на ней меня вынудили обстоятельства. Это было политическое решение, — проконсул ухмыльнулся, — можно сказать, акт, совершенный во имя государства.

Цезарь задумчиво взглянул на меня. Возможно, он ожидал, что я сделаю какое-нибудь замечание по поводу его последней реплики. Наверное, он считал, будто может делать какие-либо выводы, наблюдая за моим поведением. Наконец, глядя на меня так, словно он был спрятавшейся в засаде лисой, а я — его добычей, проконсул сказал:

— Я попросил Помпея выдать за меня его дочь так же, как в свое время я отдал ему в жены Юлию, мою единственную любимую дочь. Дочь Помпея молода, хороша собой и умна. При одном взгляде на ее великолепное тело любого мужчину охватывает страсть и желание обладать ею. Но Помпей не дал своего согласия. Он не хотел вновь укреплять связь между нами. Вместо этого он женился на Корнелии, дочери Квинта Метелла Пия. Ни для кого не секрет, что Метелл Пий ненавидит меня и готов на все, чтобы уничтожить. До этого Корнелия была замужем за молодым Публием Крассом. Ты знаешь, что он погиб во время битвы под Carrhae?[78] Его отец тоже погиб. Красс-старший прекрасно разбирался в том, как зарабатывать деньги, но совершенно неумел вести войну. Теперь остались только Помпей и я. И представь себе, он решил жениться именно на дочери моего заклятого врага.

Медленно пережевывая хлеб, я время от времени делал глоток вина из своего деревянного кубка. Наверняка каждому, кто хорошо знал Цезаря раньше, сейчас даже после короткой беседы с ним пришли бы в голову мысли о том, насколько сильно он изменился. На его лице не осталось и следа высокомерия и безрассудства. Он стал солдатом до мозга костей. Цезарь производил на меня впечатление человека, который чувствовал, что он обязан достичь гораздо большего, чем простые смертные. При этом он прекрасно понимал: никто не поблагодарит его за великие свершения. Наоборот, все остальные с нетерпением ждут, когда он потерпит неудачу, а как только представится удобный момент, враги обязательно воткнут ему кинжал между ребер. Цезарь был одинок. Так же, как и я. Тем не менее у нас больше не было общих тем для разговора.

— Скажи, друид, тебе известно, чем закончится это противостояние между мной и Помпеем?

— Тебе самому это прекрасно известно. Цезарь. Почему ты задаешь этот вопрос кельтскому провидцу? Ведь ты за все это время привык силой добиваться того, в чем тебе отказывали. Разве я не прав?

— Это не предсказание, друид. Однажды ты сказал мне, что я умру от руки римлянина. Тогда скажи мне, будет ли этим римлянином Помпей?

— Нет, — рассмеялся я, — Помпей солдат! А людей с таким складом ума ты можешь не бояться, Цезарь. Даже проиграв сражение, ты сможешь выиграть войну.

Я видел, что проконсулу приятно слышать такие слова. Неужели он решил позвать меня, чтобы услышать это предсказание? На самом деле я не врал Цезарю, а говорил лишь то, в чем был абсолютно уверен. Многих из нас иногда посещает чувство уверенности в том, что рано или поздно обязательно наступит день, когда произойдут определенные события. Не знаю, возможно, это чувство посылают нам боги, но это в самом деле так. Однако, к моему величайшему сожалению, мое собственное будущее для меня всегда было покрыто мраком.

В тот вечер я даже не пытался как-то сблизиться с Цезарем. Глядя на него, я понимал, что он готов взять меня за руку, ожидая получить поддержку. Так же, как когда-то. Но по выражению моего лица он наверняка понял, что я не ответил бы на такой жест. Я уже опустошил свой кубок, но после того как проконсул велел одному из рабов вновь наполнить его, я больше не сделал ни глотка. В последнее время я пил очень мало вина. Мне не давали покоя мысли о моей возлюбленной — о Ванде.

— Скажи, друид, есть ли у тебя желание, которое я мог бы исполнить? — спросил Цезарь, когда я уже поднялся из-за стола и направился к выходу из его палатки.

— Нет, — холодно ответил я. — Ты отнял у меня Ванду и не сможешь вернуть ее. Разве есть смысл просить тебя об этом?

— Скажи, что бы ты сделал на моем месте, если бы какая-нибудь рабыня попыталась убить тебя?

— Я никогда не стал бы уничтожать целый народ только за то, что ему пришлось бежать от свевов, — спокойно произнес я и вышел.

В следующем году в Галлии под командованием Цезаря находились уже десять легионов, то есть более шестидесяти тысяч солдат. Проконсул вел свои войска от одного селения к другому, от оппидума к оппидуму, заставляя признать власть Рима племена, которые несколько лет назад уже покорились воле Цезаря, но затем восстали. Занимаясь грабежом и разбоем, легионеры переходили из земель одного племени в земли другого. Все, что нельзя было унести с собой, они поджигали. Римляне опустошили каждую реку, каждое священное место, в котором совершались жертвоприношения. Ближе к концу лета я, судя по проходившим через мои руки документам, смог сделать вывод, что Цезарь завоевал Галлию во второй раз. Как обычно, с наступлением холодов проконсул вернулся в свою провинцию Цизальпийская Галлия, чтобы вершить правосудие, а я остался зимовать в оппидуме, в котором располагался торговый дом Фуфия Циты. Моей главной задачей стало составление копий отправляемых в Рим документов и писем, которые не имели почти никакого значения.