Другой Синдбад - [12]

Но торговец снова покачал головой:

— Кто же тогда будет вести мои счета? Нет, мой добрый Джафар, от твоей головы куда больше проку там, где она сейчас находится.

Все эти утешения были в самый раз из уст добросердечного торговца, но меня куда больше интересовало исчезновение денег. Может быть, я чересчур переживал за судьбу такого множества динаров, поскольку видел их так мало. Именно поэтому я счел разумным задать вопрос:

— Но вы могли бы сказать, почтенный Джафар, что исчезновение золота было вполне естественным?

Вопрос этот настолько поразил старика, что он забыл о причитаниях.

— Нет — теперь, когда я думаю об этом. Остававшиеся у нас средства исчезали с такой быстротой, что я оказался совершенно к этому не готов. Но что бы это могло означать?

Именно это я и предполагал. Я продолжал:

— Не приходило ли когда-нибудь собравшимся здесь в голову, что если происходящее не вполне естественно, то оно может быть неестественным?

Мой некогда богатый тезка, услышав это предположение, нахмурился:

— Постой, любезный носильщик, ты хочешь сказать, что нынешним полным отсутствием денег я могу быть обязан сверхъестественным силам?

Я видел, что хитроумный торговец понял, что я имею в виду.

— Скажем, некоему джинну, — продолжал я, — который, когда его планы расстроила внезапная бедность купца, мог сделать так, чтобы даже те деньги, что еще оставались, тоже исчезли?

— А если бы еще это существо предупредило кредиторов моего хозяина, — пропищал Ахмед, — чтобы они внезапно явились к нашему парадному входу и потребовали немедленной уплаты всех наших долгов, то тогда великому Синдбаду пришлось бы продать этот великолепный дом, просто чтобы удовлетворить их требования.

— Мой прекрасный дом? — откликнулся Синдбад шепотом от тяжести столь ужасного предположения. — Конечно же, дитя, твой вопрос по сути своей совершенно гипотетический.

— Настолько гипотетический, — ответил Ахмед, — что мне его задал ваш привратник Хасан, как раз перед тем, как мы отправились в поход по дому на поиски золота.

— Но это же бесчеловечно! — воскликнул Джафар с еще большей горячностью, чем прежде. — Что за манера…

Что бы он ни собирался сказать дальше, слова его заглушил глухой раскат, похожий на летний гром — или на смех огромной головы цвета старой бронзы. А все мы в этой подземной сокровищнице знали, что звуки грома никогда бы не проникли столь глубоко под землю.

— Наверное, тогда… — голос могущественного Синдбада упал до шепота, — …тогда никакого путешествия не будет, в конце концов. — И все же в глазах его горел слабый огонек надежды. — Разве что мы избегнем кредиторов и продадим эти кольца с моей… — Слова застряли у него в горле, когда он поднял руку. Там, где некогда ее украшали четыре золотых кольца с впечатляющими камнями, теперь не было ничего, кроме голых пальцев.

Мне показалось, что я снова слышу гром.

— Значит, у нас не осталось ничего! — Глаза Джафара забегали, будто отыскивая некий символ столь ужасного положения. — Мы, все мы должны лишиться богатства и роскоши и терпеть унижения вместе с простолюдинами, обреченные стать не более чем… — его взгляд упал на меня, — …носильщиками!

— Носильщиками? — Тут уж даже великий Синдбад Мореход, казалось, готов был зарыдать. Тем не менее он собрал в кулак всю свою изрядную смелость и даже улыбнулся мне, говоря: — Но нет, не нужно отчаиваться. Среди нас есть настоящий носильщик, который может поведать нам о радостных моментах в жизни бедных людей. — Его улыбка сделалась несколько неуверенной. — В самом деле, в жизни каждого человека должны быть счастливые события.

Радостные моменты в жизни бедняков? Я сосредоточился, пытаясь как можно лучше вкратце описать свою жизнь.

— Конечно, это долгие часы работы…

— Да? — с энтузиазмом подхватил торговец.

— Потом, — добавил я, — это очень низкая оплата…

— О! — В голосе старшего Синдбада сквозило разочарование. — Долгие часы работы и низкая оплата? Неужели ничего, кроме этого?

— Ну, — я еще поразмыслил, — еще можно всегда ждать случайной порки…

Тут старший Синдбад принялся причитать, и вскоре к нему присоединились Джафар и Ахмед.

Я нахмурился. Это никуда не годилось. Хоть я и был всего лишь бедным носильщиком, но никогда не предавался отчаянию. Даже худшие из побоев когда-нибудь заканчиваются. Я поднял руку, призывая к тишине.

Все трое, ошарашенные тем, что столь жалкий тип с улицы мог потребовать от них внимания, немедленно умолкли.

— Может, носильщики и жалки, — заявил я с некоторым волнением, — вынужденные влачить полуголодное существование среди уличной нищеты.

Я покачал головой, поскольку в горле у торговца зародился тихий звук, который мог перерасти в очередные причитания. Вновь добившись тишины, я продолжил:

— Но носильщики весьма изобретательны, с какими бы злоключениями — естественными или нет — мы ни сталкивались. Наша работа учит тому, что деньги валяются повсюду вокруг тебя. Нужно только увидеть.

С этими словами я вошел в пустую сокровищницу, надеясь, что она не настолько пуста, как кажется. За годы работы носильщиком, глядя на камни под своими вечно шагающими ногами, я всегда поражался, сколько золотых монет и других ценных вещей оседает в трещинах и уголках багдадских улиц. Счастливые находки тут и там на протяжении моих юных лет приучили меня смотреть в оба в любой ситуации. Я верил, что глаза помогут мне и здесь.