Другой Рим - [87]
Вопрос: Четыре Евангелия говорят об одном и том же — жизнеописании Христа. Чем они различны, чем едины?
— Это — тема отдельной лекции. Скажу очень коротко, что давно выявлена тематическая близость трех первых Евангелий, которые называют «синоптическими». Их различие в том, что Евангелие от Матфея написано для набожных, строгих палестинских иудеев с апелляцией к их понятиям, к их проблематике, с особенным интересом к поучениям Христа — Нагорную Проповедь мы встречаем именно в Евангелии от Матфея.
Евангелие от Марка написано для читателя в Риме, для иудея и язычника (если это иудей, то это иудей, оторванный от своих иудейских корней; если это язычник, то это человек, который вообще все слышит впервые). Поэтому Евангелие от Марка отличается наибольшей простотой и сосредоточенностью на темах силы Христа (в чудотворстве, в учительстве) и его Страстей. Причем в Евангелии от Марка есть еще одна тема, которая есть, конечно, и в других Евангелиях, но у Марка, я бы сказал, безжалостнее, чем у других: как Христа не понимают самые близкие к нему люди. Самые близкие ученики, вообще — близкие из близких. Его одиночество. Сила, одиночество и страдание. Евангелие от Марка меньше всего боится «ввести в соблазн», меньше всего стремится что бы то ни было затушевать во избежание недоразумений. В нем мы читаем, например, что в Назарете, по причине неверия тамошнего населения, Иисус почти не мог творить чудес (Марк 6:5).
В свете евангельского учения о чуде как свободном сотрудничестве между волей чудотворца и волей верующего, которое необходимо для чуда, для богословов здесь нет никакой проблемы. Но для среднего читателя эта фраза может быть неприятной. Ну как же это так: всемогущий Христос не мог совершить чуда именно там, где в него не верили, не мог посрамить этих неверующих? Евангелие от Марка очень первозданное, так как оно ничего не смягчает. Как вы помните, оно самое краткое.
Евангелие от Луки больше всего общего имеет с греческой культурой, даже и по языку. Оно начинается в подлиннике очень красивым греческим вступлением в лучших традициях риторической школы того времени. Когда Лука формулирует, что он собирается писать, и говорит, что это должно быть повествование о событиях, pragmata, он употребляет слова, в то время терминологические для обозначения темы исторического сочинения. Лука хочет быть историком; он — единственный из евангелистов, который дает дату. По обыкновениям того времени, по годам царствования таких–то лиц, по правилам тогдашней историографии корректно датировано выступление на проповедь Иоанна Предтечи (3:1—2). Это единственная точная названная в Четвероевангелии дата всеобщей мировой хронологии, связывающая евангельскую историю с мировой.
Четвертое Евангелие отличается своей тематикой. Первые три Евангелия «сфокусированы» на проповеди Христа преимущественно в Галилее. Наоборот, нигде действия не происходят так часто в Иерусалиме, как в четвертом Евангелии. Но это — внешняя черта. Внутренняя — четвертое Евангелие, которое в прежние времена считали эллинистическим, теперь, после ку–мранских находок, после публикации кумранских текстов, приходится рассматривать как Евангелие, наиболее тесно связанное с традицией ессейских кругов — кругов иудейского монашества, которое перестало существовать после Иудейских войн. Как известно, во времена Христа иудейская религия существовала в трех вариантах: саддукейском, фарисейском и ессейском. После катастроф, постигнувших еврейство в Палестине после двух Иудейских войн, иудаизм сложился уже на основе одного фарисейства. Ессейство отчасти перешло в христианство, отчасти погибло; саддукейство погибло, в общем, бесславно и без продолжения, если не иметь в виду возвращение некоторых элементов саддукейства в караимстве.
Вопрос: В чем основные различия православия и католичества?
— Это — опять–таки тема для особой лекции. Я предложил бы ясно различать два понятия, две антитезы, которые не просто смешиваются, а часто отождествляются в трудах верующих историков культуры или, тем паче, неверующих. Второе даже более понятно для меня, но некоторые люди, несомненно верующие, считали возможным отождествление того, что я считаю важным различить. Один вопрос — это православие и католичество как два вероучения, два варианта христианского вероучения с некоторыми различиями, со ссылками на которые, собственно, и произошло разделение в XI веке. Это, прежде всего, — вопрос об исхождении Святого Духа «от Отца» (православная форма) или «от Отца и Сына» — католическая формула. Это различие в догматических формулировках. Есть еще, конечно, важный вопрос о римском примате, но здесь нужно сказать, что римский примат (не во всей полноте позднего католического понимания, как это в эмпирическом католицизме развилось, с фактической вселенской юрисдикцией папы) как простое первенство римской кафедры перед всеми остальными кафедрами есть само по себе определение Вселенских Соборов, признаваемых и католиками, и православными; и надо сказать, что в самые жесткие времена в полемике между католиками и православными, в поздневизантийские времена, а также во времена, сразу последовавшие за гибелью Византии, православные полемисты не отрицали примата римской кафедры как принципа. Они говорили так: «К несчастью, папа — еретик, поскольку он верит в исхождение Духа Святого от Сына. Как только он перестанет быть еретиком, мы сейчас же все поклонимся ему в ноги, признаем его неотмененное первенство над нами всеми».
