Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции - [14]

БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 350.

…вырвалась, без нелюбимого мужа, настойчиво подталкивающего ее к «свободе»… Но герр Фейхтвангер был все-таки как-то не то… Где-то там, неподалеку, по теплой тесной Европе, то тут, то там проезжал маленький и грустный, холостой, тридцатиоднолетний (на три года старше), немного, правда, легкомысленный принц Уэльский Эдуард… Ведь может же случиться!..

Какие-то похожие, и при этом реальные, истории непрерывно случаются. Мстислав Ростропович вознамерился жениться на замужней даме: познакомился, влюбился, решил отбить у мужа – все за четыре дня. Правда, ему она была известна как прима Большого театра, ему тоже было как ей представиться в понятных терминах: он был оркестрантом Большого (для нее – чин небольшой), преподавателем Московской консерватории. Но они были люди широкие и видели друг в друге гораздо большее, должности не были для них главным. Боюсь, что в Праге, где были они тогда на гастролях – в одном, тесном, дружественном, едином, как закрытое общество, кругу коллег, – они на улице с кем-то, пусть даже симпатичным, таинственным, одиноким и пр., знакомиться не стали бы. Тем более – «жизнь» предлагать.

Альфред Нобель тоже в считанные дни собрался жениться. Он – по объявлению. При всей случайности возможного выбора уже принятым решением было желание не просто знакомиться с приятными женщинами, а именно жениться.

Нобель дал объявление о найме секретарши. Как ученый-естественник, он быстро рассчитал: если давать простое брачное объявление с реальными автохарактеристиками, то работы по отсеиванию кандидаток хватит на многие годы. А так он мог встретить действительно работящую, скромную женщину, не ищущую лучшей доли за счет чем-то и почему-то обязанных ей мужчин, – такую, которую только он по своему выбору может решить осчастливить. Но нашлись лукавее его.

«"Состоятельный и высокообразованный пожилой джентльмен, проживающий в Париже, изъявляет желание нанять особу зрелого возраста с языковой подготовкой для работы в качестве секретаря и экономки". Этой особой оказалась 33-летняя обедневшая графиня Берта Кин-ски, до этого работавшая гувернанткой в Вене и со скандалом уволенная за роман со своим воспитанником, который был младше ее на 15 лет. Нобель очень привязался к своей новой компаньонке и даже вновь стал подумывать о женитьбе. Однако тут умерла мать молодого возлюбленного Берты – барона Артура фон Зутнера, и она оставила Нобеля, чтобы соединиться с бывшим воспитанником узами законного брака».

www.gzt.ru/world/2004/10/04/095254.html .

Для опытного глаза деловое предложение Нобеля было брачноемким. Из осторожности он ничего не обещает – кроме обязательства платить за услуги. Очевидно, hrabina Kinska (польки, особенно на международной арене, редко бывают не графинями) работы не боялась (по некоторым сведениям, с работы в Вене ее еще никто не увольнял, но она не предвидела значительного карьерного роста – и отправилась на собеседование в Париж). Из других претенденток ее выделили – на Нобеля произвели впечатление ее «внешность и скорость перевода», и Альфред объявил о своих истинных намерениях. Все произошло за одну неделю. Лучшего нельзя желать, но – вот они, романы Дюма: случилась смерть той, которая, возможно, даже высказывала свое предпочтение этому состоянию пред возможностью стать свекровью. Мать Артура получила оба худших варианта, Берта Кински – оба лучших. В ее положении было только одно обстоятельство, способное добавить горечи в любую удачу: мучения выбора.

Расклад был такой: в 1876 году Альфреду Нобелю было 43 года («пожилой господин» – и это так и было), Берте Кински – 33, барчуку – 18 (возраст, когда такие романы считаются любовью, да еще какой! Во взрослом состоянии, очевидно, бывает как-то неловко, когда женат на собственной гувернантке, но это сейчас не наша проблема). Мужчина в 18 лет имеет очевидные преимущества, которым довольно трудно противостоять. Может, она и сердечную привязанность к нему имела большую, чем к Нобелю: знакомы были дольше. Он был нестрашен, ясен, понятен ей, как ребенок («как» можно убрать), а неженатый Нобель в стране Синей Бороды, может, и пугал. А тут он еще и изобретатель «безопасного порошка», динамита. Брата подорвал вместе с заводом в Петербурге… А тот мальчик был еще и бароном. Польки (и, наверное, не только они) очень падки на титулы, еще они то в русские царицы метят, то во французские императрицы, и всё в какие-то с душком. Но в нашем случае все чисто: Берта стала и баронессой фон Зутнер, и даже, в 1905 году… лауреатом Нобелевской премии мира – вот так надо уметь строить на том, что есть в руках (или проплывает поблизости). Что до Жени Пастернак, то тут все попроще. Неизвестно даже, познакомилась ли она на самом деле с Паулем Фейхтвангером, человеком, который на второй день «предложил ей жизнь» (Париж и пр.), или нет. Борис Пастернак, например, не верил.

В определенном возрасте трансформировать приятное впечатление от знакомства с замужней иностранкой в желание изменить свой абсолютно сложившийся статус – это что-то из Остапа Бендера. А ведь немецкие банкиры не самые большие авантюристы на свете.