Другой Ленин - [40]

Ленин познакомился с Полем Лафаргом еще в середине 90-х годов. Вернувшись в Россию, он с улыбкой пересказывал товарищам разговор, который вел с ним острый на язык француз. Владимир Ильич рассказал, что русские марксисты в кружках стараются объяснять рабочим идеи Маркса.

— И они читают Маркса? — ехидно поинтересовался Лафарг.

— Читают.

— И понимают?

— И понимают.

— Ну, в этом-то вы ошибаетесь, — ядовито заключил Лафарг. — Они ничего не понимают. У нас после 20 лет социалистического движения Маркса никто не понимает…

Последний раз Ленин встречался с Лафаргами под Парижем, примерно за год до их смерти. Ленин и Поль Лафарг увлеченно спорили о философии.

«Скоро он докажет, — вдруг заметила Лаура про своего мужа, — насколько искренни его философские убеждения».

«И они как-то странно переглянулись, — вспоминала Крупская. — Смысл этих слов и этого взгляда я поняла, когда узнала в 1911 году о смерти Лафаргов». На похоронах Лафаргов Ленин произнес надгробную речь от лица всех русских социал-демократов. «Я помню, — замечала Крупская, — как, волнуясь, он говорил… от имени РСДРП на похоронах».

Социалисты горячо спорили о том, правильным или неправильным был поступок Лафаргов. Ленин считал их самоубийство оправданным. «Эта смерть произвела на Ильича сильное впечатление, — вспоминала Крупская. — Ильич говорил: «Если не можешь больше для партии работать, надо уметь посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги»… Правда, Ленин оговаривался: «Если он [социалист] может хотя бы чем-нибудь еще быть полезным… хотя бы написать статью или воззвание, он не имеет права на самоубийство».

«Остается только суметь как следует умереть». Очередной раз Владимир Ильич столкнулся с призраком смерти в 1917 году, когда он скрывался от ареста в знаменитом шалаше в Разливе. В случае обнаружения властями Ленин не без оснований ожидал не ареста, а немедленного самосуда. Его товарищ по шалашу Григорий Зиновьев вспоминал: «Помню один момент (кажется, на пятый день нашего «отдыха» в шалаше), сильно взволновавший нас. Ранним утром мы вдруг слышим частую, все усиливающуюся, все приближающуюся стрельбу на совсем близком расстоянии (пара-другая верст от нашего шалаша). Это вызвало в нас уверенность, что мы выслежены и окружены. Выстрелы становились все чаще и ближе. Решаем уйти из шалаша. Крадучись, мы вышли и стали ползком пробираться в мелкий кустарник. Мы отошли версты на две от нашего шалаша. Выстрелы продолжались. Дальше открывалась большая дорога, и идти было некуда. Помню слова В.И., сказанные не без волнения: «Ну, теперь, кажется, остается только суметь как следует умереть». Твердо запомнил эти слова Ильича…»

Очевидно, самым легким способом смерти стало бы самоубийство, чтобы не попасть в руки врага. Но это было невозможно. «Оружия с собой у нас не было», — пояснял Зиновьев.

«Однако стрельба скоро стала затихать, и через некоторое время мы с кучей предосторожностей стали возвращаться «домой» — в шалаш. Скоро дело разъяснилось». Отряд юнкеров разоружал рабочих соседнего Сестрорецкого оружейного завода.

«Он дико на меня посмотрел и вышел». В декабре 1917 года с Лениным произошел странный случай, который мог угрожать его жизни. В кабинет к нему зашел побеседовать какой-то молодой человек в студенческой форме. Потом этот студент стал добиваться повторного свидания с главой правительства: «Я плохо рассмотрел товарища Ленина, пропустите меня к нему».

Назойливого посетителя выпроводили на улицу, и тут неожиданно прогремел выстрел. Оказалось, что в кармане у молодого человека находился заряженный револьвер со взведенным курком. (Позднее этого студента обследовали и признали психически больным.)

— Он произвел на меня странное впечатление, — рассказывал сам Ленин. — Когда я говорил с ним, он вдруг встал, побледнел и зашатался. Я подумал, что он голоден, и предложил ему пособие и работу. Он дико на меня посмотрел и вышел. Мне и в голову не могло прийти, что тут что-то неладное… По-видимому, он в первый раз не решился и пришел вторично.

— Владимир Ильич, — возмущался В. Бонч-Бруевич, — да ведь этот человек приходил к вам со взведенным курком револьвера, а вы ему пособие предлагаете. Господи! Да ведь это только вы так можете!

Владимир Ильич после этого эпизода несколько минут сидел неподвижно, о чем-то задумавшись. Его сотрудница Мария Скрыпник вспоминала: «Он сидел по-прежнему, откинувшись на спинку кресла, заложив большой палец за вырез жилетки. Что редко я замечала, на его лицо легла печаль, морщины его лица как будто исчезли, и оно было ясно».

Бонч-Бруевич укоризненно выговаривал М. Скрыпник: «Он ребенок в таких вопросах. Разве вы не видите — человек пришел к нему с целью покушения, а он предлагает ему пособие».

А сам Ленин как-то задорно заметил своим помощницам: «Вы вот боитесь (за его жизнь. — А.М), а я нет. Впрочем, это никогда не помогает».

Действительно, в вопросах личной безопасности Владимир Ильич порой проявлял поразительную беспечность. Довольно часто сбегал от своей охраны, которую шутливо называл «хвостами». Например, в декабре 1920 года, уже за полночь, вышел прогуляться по московским улицам. В полном одиночестве! Большевик Борис Волин случайно встретил его во время этой прогулки.