Другой Хайям - [4]

тонких перекликающихся смыслов в его спекулятивных рассуждениях и подчас радикальных образах. В результате читатель лишался важнейших ключей к пониманию этой поэзии и не имел возможности оценить ее глубины.

С целью воспроизвести смысловое послание стихов, а также придать им русское звучание, притом поэтически русское, я позволял себе определенные вольности в переводе. В отдельных случаях были добавлены слова, которых нет в оригинале: для передачи сложного смысла, а также для сохранения ритма и рифмы. Какие-то идиомы и образы, представленные в английском тексте «по-английски» – емко и лаконично – пришлось раскрыть немного подробнее, поскольку при буквальном переводе на русский язык они лишились бы некоторых тонких значений и аллюзий. При переводе во главу угла была поставлена адекватная ретрансляция поэтических образов, которые служат своего рода ключами к изначальному языку нашего внутреннего сознания и приближают к восприятию высших аналогий.

По моему глубокому убеждению, поэзия Хайяма должна выйти из мертвого музейного пространства, куда ее загнали любители застольной мудрости и крылатых выражений. Пришла пора освободить великого метафизического поэта от пошлой репутации пьяницы и патентованного вольнодумца, чтобы стихи его могли зазвучать по-новому.

Стихи

Стих 1 В то время как Рассвет, Глашатай Дня…

В то время как Рассвет, Глашатай Дня,

 по краю неба широко шагает

и призывает мир,

 в оцепененье сна застывший,

 вином прославить суть Вина,

а вслед ему сияющее солнце

 потоки злата расточает

 на крыши городских домов —

Владыка Дня опять кувшин свой наполняет —

 по-царски щедро, до краев!

Стих 2 В таверне, где сидим мы спозаранку…

В таверне, где сидим мы спозаранку,

 раздался вожака призывный крик:

– Эй вы, никчемные раззявы,

 вставайте на ноги, встречайте ясный лик!

Пускай наполнятся сегодняшнею мерой

 все чаши, пересохшие до дна,

пока назначенная мера жизни

 не будет выдана сполна.

Стих 3 Протяжным криком на заре…

Протяжным криком на заре

 глотка потребовал петух

влечет нас в винные ряды

 извечной жажды дух.

– Ужель молитвы пробил час?

 – Замкни уста, Саки[4]!

– Сухой обычай позабудь

 и пей до дна, Саки!

Стих 4 Немногие из нас, захваченные сном…

Немногие из нас, захваченные сном,

 проснулись, чтоб зарю

  приветствовать вином —

не пропустите мой бокал хрустальный,

 пусть он наполнится рубиновым огнем!

Мы вырвали волшебный этот миг

 из мертвых сизых рук ночного мрака,

его, вздыхая, будем вспоминать,

 как проблеск свыше поданного знака,

 но не дано им снова обладать.

Стих 5 Сегодня, когда все богатства мира…

Сегодня, когда все богатства мира

 становятся для нас доступней слов,

живое сердце жаждет пробужденья,

 влекомое в простор иных лугов,

где каждый сук, благой рукою Моисея

 отполирован добела, сияет,

а ветерка любое дуновенье

 дыхание Иисуса источает.

Стих 6 Божественное утро раннею весной…

Божественное утро раннею весной —

 ни холода, ни зноя.

Ланиты милосердных роз

 искрятся свежестью,

 омытые росой.

Целитель соловей на языке фарси

 нам прописал рецепт,

 полезный и простой:

«От бледных щек лекарство есть одно —

 три раза в день —

  Вино! Вино! Вино!»

Стих 7 По совести скажу: я ежедневно каюсь…

По совести скажу:

 я ежедневно каюсь и навсегда решаю

отречься от вина, что плещется в бокале

 иль в кубке золотом.

Но в это Время Розы – о Боже! – я не знаю,

 стыдиться ль мне,

что я раскаялся в раскаянье своем?

Стих 8 Проходит жизнь. Что Балх нам? Что – Багдад?…

Проходит жизнь.

 Что Балх[5] нам? Что – Багдад?

Коль в чаше есть вино —

 неважно, терпкое иль сладкое оно.

Так продолжай же пить!

 И дóлжно тебе знать,

 что после нашей смерти

Луна, как прежде, будет продолжать

 свой путь в небесной круговерти.

Стих 9 Передохни под сенью роз!..

Передохни под сенью роз!

 Пусть шквалом ветра сорвано цветенье,

и лепестки, кружась, упали в грязь:

 так были тысячи царей —

Джамшиды[6] и Хосровы[7] —

 порывом времени повержены на землю

и обратились в историческую вязь.

Стих 10 Один большой глоток собою затмевает…

Один большой глоток собою затмевает

 всю славу царскую Кубада и Кавуса[8],

ценней всей Персии великой, даже Туса[9],

 и, более того, всего Китая!

Не опускай главы, мой друг,

 ты даже пред Рустамом[10],

благодарить не смей ты даже Хатим Тая[11].

Стих 11 Пусть будет нашей трапезой дневной…

Пусть будет нашей трапезой дневной

 ломоть простого хлеба,

нога баранья и кувшин вина

 под голубым шатром распахнутого неба.

И пусть для нас с тобой зеленые луга

 расстелются медовым дастарханом[12] —

благословенье это сердце веселит

 безмерно больше всех даров султана.

Стих 12 Кувшин вина, немного хлеба…

Кувшин вина, немного хлеба

 и свиток со стихами – не более того —

да будет нашим сущностным питаньем.

И если нам двоим в пустыне вольной

 дадут лишь это – больше ничего! —

прельстит ли нас царя существованье?

Стих 13 Любовь небесных гурий луноликих…

Любовь небесных гурий луноликих

 нам обещают после смерти дать в награду,

а я вам говорю, что нет цены

 сегодняшнему соку винограда.

На счастье в будущем не уповай,

 цени лишь содержимое кармана.

Да не прельстится слух твой жадный

 победной дробью пустого барабана.

Стих 14 Щедра я щедростью и смеха я полна…

– Щедра я щедростью и смеха я полна, —