Другое счастье - [67]

– Будьте осторожнее в Скалистых горах!

На ремне у Роя ожила рация. Он поднес ее к уху и уменьшил звук.

– Здесь из-за гор трудно пользоваться сотовой связью, приходится действовать по старинке. – Он напряг слух. – Это Анита, она меня торопит, пора отвозить посетителей.

Рой высадил женщин перед своим заведением под названием «Ручей и ящерица» и пожелал им приятного аппетита.

* * *

Под конец вкусного и сытного ужина Агата вспомнила болтовню Роя. Почему-то она опасалась обратной дороги.

– Тебе не показалось, что он страшный трепач? – шепотом спросила она Милли, расплачиваясь по счету.

– Вообще-то нет.

– Стоит задать один вопрос – и он уже рассказывает всю свою жизнь!

– Понимаю, что вас раздражает: вы думали, что вы знакомы, и теперь разочарованы.

– Меня раздражаешь ты: лезешь не в свое дело! – беззлобно проворчала Агата.

– Иногда у меня появлялось ощущение сходства…

– Между тобой и мной?

– Нет, между мной и Роем: помните его усы и гриву загнанной лошади? Конечно, между мной и вами!

– Что навело тебя на эту мысль?

– Ваш характер.

– Мне считать это комплиментом?

– Решайте сами.

Рой вернул их в мотель «Синяя ласточка». Пупси Галлена и дядюшка Стинкуод уже легли спать, и женщинам пришлось обойти главное здание, чтобы попасть в свои комнаты.

Милли легла и задумалась. Ей хотелось поговорить. На глаза попался телефон на ночном столике. В Филадельфии была уже почти полночь, будить Фрэнка было опасно. Зато Джо наверняка еще бодрствовал: он всегда очень поздно ложился. Она со странным чувством набрала его номер и бросила трубку после первого же гудка.

За тонкой стенкой раздались шаги Агаты, потом послышался негромкий звук включенного телевизора. Милли набралась смелости и постучала в дверь.

– У вас в жизни были привязанности, кроме Брэда? – спросила она, войдя в комнату Агаты.

– В тюрьме? – ответила Агата, отрываясь от чтения.

Милли стало стыдно: теперь, когда Агата переформулировала ее вопрос, он казался неуместным.

– Вы читаете и одновременно смотрите телевизор?

– Давняя привычка, из колонии. По вечерам нам нельзя было сидеть в спальне в одиночестве, поэтому у меня не было выбора, приходилось читать в комнате, где другие до отупения смотрели идиотские передачи: я привыкла к включенному телевизору, под него мне даже лучше читается.

Агата предложила Милли присесть на край кровати, положила книгу на ночной столик и оперлась о подушку.

– Отвечаю на твой первый вопрос. Я была не очень общительной, но все равно сумела обзавестись настоящей подругой.

– Она до сих пор там?

– Нет, освободилась десять лет назад и живет другой жизнью на Ямайке. Когда она вышла на свободу, я испытала страшное одиночество. Я была счастлива за нее, но горевала, что ее со мной нет. Мы много переписывались.

– За что ее посадили в тюрьму?

– Это ее дело.

– Почему бы вам не податься к ней? Зажили бы спокойно на Ямайке.

– Это было бы замечательно! Заплести дреды, натянуть шапочку – и меня никто не узнает… Нет, Милли, в жизни не все так просто. Моя жизнь – здесь.

– Вы упрямы как мул! Думаете играть в кошки-мышки до тех пор, пока вас не сцапают?

– Свобода – не игра, а необходимость. Чтобы понять ее ценность, надо ее лишиться. Лучше объясни, что тебе мешает уснуть?

– Понятия не имею. Мне стало одиноко, захотелось общества.

– Наверное, тебе пора назад в Филадельфию. Дальше я бы справилась сама, до берега океана уже рукой подать. Просто высади меня на автовокзале в Санта-Фе, я доберусь до Сан-Франциско на автобусе.

– Я совсем не это имела в виду!

Агата сжала руку Милли.

– Я очень рада, что мы познакомились, расставаться будет грустно, но наши пути все равно скоро разойдутся. Мы не можем все время оставаться вместе. У тебя есть работа, тебя ждет твой друг, твоя собственная жизнь.

Милли молчала.

– Ну что ж, – вздохнула Агата, – в этой кровати хватит места для двоих. Достань из шкафа подушку и ложись. Надеюсь, ты не храпишь?

– Я как раз хотела спросить вас о том же самом, – сказала Милли, ныряя под простыню.

Агата погасила свет.

– Когда тебе не спится, хотя бы сделай вид, – пробормотала Агата.

– Какой вид?

– Что все хорошо, что ты в райском местечке. Можно ведь сколько угодно перелетать с места на место: то ты в тени дерева посреди равнины, то на берегу реки, то у океана, то в своей детской комнате. Главное, чтобы место было спокойным. Потом представь, что рядом с тобой тот человек, которого ты выберешь, или никого, если предпочитаешь побыть одна.

– А что потом? – спросила Милли, мысленно перенесшаяся на крышу своего дома.

– Потом позволь зазвучать в голове твоей любимой музыке, сосредоточься на звуке, который тебя успокаивает: на дуновении ветра, на шуме волн, на дожде, стучащем в окно.

Милли услышала шорох первых снежинок, падающих на воду большого пруда за ее домом.

– Когда в моей камере гас свет, – шептала Агата, – я переносилась на Бейкер-Бич, это пляж с серым песком неподалеку от моста «Золотые Ворота». Там со мной всегда был мой отец, мы вели с ним увлекательные разговоры. Он рассказывал, как прошел его рабочий день, мы говорили о политике, о будущем, о том, как сложится моя жизнь после того, как я отбуду срок. Он предлагал разные варианты, давал полезные советы; звук его голоса всегда меня успокаивал. Однажды я подралась с другой заключенной из-за куска мыла, который она попыталась у меня стащить. От ее ударов у меня болело лицо и все тело, и меня охватил страх, какого я никогда не испытывала ни раньше, ни потом: я испугалась, что никогда больше не вспомню отцовское лицо. От страха я даже забыла про боль. И тогда в темноте появились его глаза, полные доброты…