Другое лицо - [83]

– Об этом каждый может спросить самого себя, – заметил Кнутас. – Но поскольку убийство Хенрика Дальмана произошло на Готланде и преступник, похоже, живет здесь, о чем свидетельствует диалект, мне кажется, мы должны продолжать расследование исходя их этих соображений.

– Подожди… – сказала Карин. – Относительно редкого диалекта… Мне это знакомо.

Кнутас вздрогнул. Карин впервые за время встречи позволила себе высказаться. Он осторожно посмотрел на нее. Она, судя по ее виду, интенсивно думала.

– Но если преступник мужчина, – вклинился в разговор Виттберг, – навернняка же это можно понять по голосу?

– Пожалуй, – согласился Кнутас. – Хотя есть мужчины с высокими голосами.

– Так вот относительно голоса… – продолжила Карин. – Я уверена, что встречалась в ходе расследования с кем-то, кто говорит специфическим образом…

– И с кем же? – осмелился спросить Кнутас.

– Не знаю, – ответила она. – Но точно встречалась. – Карин пожала плечами. – Я, пожалуй, вспомню.

Он задержал на ней взгляд на несколько секунд дольше, чем требовалось. Хотел добавить что-то еще, но решил пойти дальше.

– Также я могу сообщить вам, до чего докопалась полиция Стокгольма, – продолжил он. – Магнус Лундберг, жертва из парка «Хогельбю», похоже, был самым обычным работающим отцом семейства с безупречной биографией. За ним не числилось никаких нарушений ни в полицейском, ни в других регистрах. Он ни разу нигде не согрешил, и все, с кем разговаривали наши коллеги, дружно заявляют, что Магнус Лундберг был агнец божий. В отличие от Хенрика Дальмана в данном случае ничто не указывает на распутный образ жизни или интерес к жесткому сексу. Судя по всему, он просто-напросто оказался не в том месте и не в то время. Естественно, коллеги продолжают работу по всем направлениям, и мы постоянно находимся в контакте с ними. Кто-то хочет добавить?

Произнося последнюю часть своего монолога, он обратил внимание на происходившие с Карин изменения. Нейтральное выражение ее лица сменилось на задумчивое, а потом Карин явно охватило волнение. Во всяком случае, судя по красным пятнам на ее шее, появлявшимся, когда она нервничала или слишком увлекалась какой-то идеей.

Как только он задал вопрос, она взяла слово:

– Я вспомнила! Что касается особого голоса, манеры говорить, смеси готландского и стокгольмского диалектов. Помнишь, Виттберг? – Она повернулась к своему коллеге. – Женщина, с которой мы встречались в Альмедальской библиотеке… Помощница. Как там ее звали?

Виттберг выглядел смущенным. Он взъерошил свою белокурую шевелюру, толком не причесанную сегодня, и пожал широкими плечами:

– Руководителя проекта ведь там не оказалось, поэтому мы разговаривали с помощницей, она помогала со скульптурным проектом, которым занимался Хенрик Дальман. Как там ее звали? Агнес вроде? И как там дальше?

– Агнес Мулин! – воскликнула Карин. – Мулин, как фамилия создателя фонтана в Стокгольме. Я запомнила ее благодаря ему.

– Она, пожалуй, последний человек на всем Готланде, кого я стал бы подозревать в убийстве, – ухмыльнулся Виттберг. – Абсолютно никчемное существо.

– Конечно, но в любом случае стоит проверить, – сказала Карин, поднялась и направилась к двери.

При этом она даже не удостоила взглядом Кнутаса, который стоял с растерянным видом с торца стола.

Прошлое

Первым, что она увидела, когда проснулась, все еще одетая в желтое платье, была валявшаяся у кровати пустая бутылка из-под вина. Потекшая тушь подсохла, оставив на щеках черные полосы, солнце уже стояло высоко. Из памяти медленно стали всплывать вчерашние события, снова вызывая душевные муки. Стефан. Ее хорошее настроение. Как она покупала продукты и обдумывала меню. Убирала. Готовила его любимое блюдо, на самом деле старалась. И получился отличный результат. Потом слова, которые она не могла понять. Он упаковал вещи заранее. Тщательно спланировал, как бросит ее.

Обман подействовал подобно удару ножом в сердце. Причинил страшную боль. Она прижала руки к груди, свернулась клубком на половине кровати Стефана. Уткнулась лицом в подушку, втянула носом его запах. Жизнь казалась ей идеальной до вчерашнего вечера. Тогда ее еще любил самый прекрасный мужчина на земле. Она провела пальцами по цветастой наволочке, и слезы снова потекли по щекам. Они же поженились и собирались встретить старость вместе. Так ведь решили.

– Как ты мог? – прошептала она в подушку. – Как ты мог?

Внезапно она села на кровати. Словно что-то вспомнила. Ну да, пятно на простыне осталось. Едва заметное. Единственное доказательство того, что Стефан когда-то действительно был у нее.

Мгновенно на смену печали пришла злоба. Она прямо кипела от гнева. Резко вскочила, стащила простыню с кровати. Какая мерзость, как он мог так с ней поступить? Наваливался на нее и пыхтел в ухо страстные слова. О том, какой красивой она была. Этот подонок наверняка ведь тогда уже встречался с другими! Она вцепилась в простыню, растерянная и несчастная. Этот след его пребывания требовалось уничтожить. От одной мысли о том, как его руки прикасались к ее телу, тошнота подступила к горлу. Ей следовало в клочья разорвать ненавистную тряпку. Разрезать на мелкие кусочки и сжечь. Она поспешила на кухню за ножницами. Выдвинула ящик и принялась копаться среди кулинарных лопаток и прочей кухонной утвари, стараясь не смотреть в сторону плиты, где стоял нетронутый горшочек с мясом, приготовленным ею для вчерашнего ужина. На желто-коричневой поверхности образовалась матовая пленка, и от нее исходил запах, обычно возникающий, когда еда достаточно долго простояла неубранной в холодильник. Она поморщилась, заставила себя дышать ртом и продолжила поиски. Но кухонных ножниц не оказалось на обычном месте. Пожалуй, они лежали в прихожей.