Другое лицо - [21]

– Мы планировали прогуляться и перекусить вечером. По соседству есть отличное маленькое заведение. С итальянской едой, которая тебе так нравится. И у них замечательное мороженое.

Они один за другим миновали районы с уродливыми высотками. Сесилия представляла себе, что папа жил в красивом и уютном месте, но пока окрестности производили на нее только удручающее впечатление. Вдобавок заныл живот. Плюс она еще почувствовала резь в глазах. Даже не повстречавшись с Анки, Сесилия испытывала к ней ненависть. Какое право она имела вторгаться в ее и папину жизнь?

Он повернул на более узкую дорогу. Они миновали несколько детей на велосипедах и маму с коляской. Пенсионер с собакой шел вдоль дорожного ограждения. Никто не здоровался.

Они приехали. Папа припарковал автомобиль на свободном месте.

– Ну вот! Добро пожаловать в Тумбу, – сказал он радостно.

Он взял ее сумку, запер машину, не переставая говорить. Утро было солнечным и теплым, хотя только начался май. Но внезапно она замерзла в своей тонкой футболке. Ей ужасно захотелось на Готланд и в дом, где она жила с мамой. Живот ныл, пожалуй, месячные приближались. К счастью, она захватила все необходимое с собой. Не имела ни малейшего желания просить у папы деньги на покупку прокладок.

Дома походили друг на друга как две капли воды, все шестиэтажные с фасадами из серого бетона. С тремя подъездами каждый, с прямоугольными дверьми из стекла и металла. Кто-то испачкал каракулями стену по соседству, а на тротуаре валялись окурки. Долговязый юнец с длинными волосами и в потертых джинсах прошел мимо и одарил ее непонятным взглядом.

На лестнице пахло плесенью, а серо-зеленый цвет стен усиливал ощущение безликости. Сесилия испытала разочарование. Старая люминесцентная лампа в лифте мигала.

– Четвертый этаж, – сказал папа. – Ты любила нажимать на кнопки, когда была маленькой. Помнишь?

Она молча кивнула, надеялась еще, что ей не придется встречаться с женщиной по имени Анки.

Но тщетно, как оказалось.

Как только папа открыл дверь, Сесилия ее увидела, она стояла там. Блондинка, с большими кольцами в ушах, в джинсовой рубашке поверх комбинации. В спортивных брюках, немного приспущенных на бедра, уже загорелая, хотя было только начало мая.

– Боже, как здорово, что ты наконец здесь! – воскликнула она и бросилась на шею Сесилии. – Крилле так много рассказывал о тебе!

Крилле? Уж не о ее ли папе она говорила?

Папа обнял Анки, прижал к себе.

– Я так рад, что вы наконец смогли встретиться, – сказал он голосом, который она снова не узнала.

Сесилия опустилась на кровать в маленькой гостевой комнате, где мебель явно подбиралась исключительно для нее. Анки показывала и объясняла, но голос ее доносился словно издалека. Сесилия сидела на клетчатом покрывале и рассеянно смотрела по сторонам. Да, окно действительно выходило во двор. Там снаружи играли дети, их радостный смех эхом отдавался на четвертом этаже. Даже если солнечные лучи попадали внутрь, квадратная комната со светло-желтыми обоями выглядела довольно мрачной. Она никогда не чувствовала себя столь неуютно. Почему папа не рассказал ей, что у него появилась женщина? Она жила в его квартире и они уже обручились? Она смотрела на свои руки, лежащие на коленях. Ощущение нереальности происходящего росло. Анки болтала безостановочно, выражала восторг по поводу того, что Сесилия проведет с ними выходные, сказала, что она, пожалуй, смогла бы подружиться с ее племянницей, жившей в Сёдермальме, которой было семнадцать лет. Сесилия изо всех сил старалась не показаться невежливой, но ей нестерпимо хотелось плакать.

С опросом жены Хенрика Дальмана Аманды пришлось подождать до следующего дня. Известие о смерти мужа настолько потрясло ее, что ночь она провела в неврологическом отделении больницы Висбю. Кнутас решил пообщаться с ней в домашней обстановке, в надежде тем самым облегчить для нее разговор. Бедная женщина только что потеряла мужа, и в довершение всего, при крайне неприятных обстоятельствах.

Комиссар пешком прогулялся до виллы семейства Дальман, которая находилась у ботанического сада в ближней к воде части города. Было прекрасное утро. Он прошел под широкой аркой расположенных с восточной стороны ворот, солнце ласкало подновленные фасады домов, на мощенных булыжником улицах царила тишина, изредка нарушаемая шумом шагов редких прохожих. Кошка вылизывала лапы, развалившись на каменной лестнице. Он пересек площадь Стура с помпезными руинами средневековой церкви Святой Катарины и миновал роскошный кафедральный собор. Его двери стояли открытыми, из них лилась органная музыка. Возможно, кантор устроил репетицию перед концертом. Скоро он добрался до переулка Святого Улофа и быстро нашел дом Дальмана. Покрашенный в белый цвет, он стоял на углу улицы у самых руин церкви Святого Улофа, возвышавшихся за оградой Ботана, как в народе называли ботанический сад Висбю. Кнутас закрыл глаза на секунду и вдохнул полной грудью пропитанный ароматами цветов и растений воздух, насладился пением птиц, прятавшихся в листве.

Через открывавшуюся внутрь калитку с тыльной стороны дома он попал в сад, поднялся на маленькое крыльцо, позвонил в дверь. Прошла минута, прежде чем она открылась, но Кнутас не стал нажимать на звонок снова. Он меньше всего хотел причинить лишнее беспокойство несчастной вдове.