Другая сторона Эвереста - [22]

После полуночи Киса жестоко прихватило. Он, как и Сандип, чем-то отравился в Катманду. Остаток ночи Кис провел, бегая в вонючий туалет с резкими спазмами. Утром я спросил его, как он себя чувствует.

— Хорошо, — сказал он, продолжая поглощать обильный завтрак, — но я слегка не выспался.

Пока заканчивались пограничные формальности, мы отошли в сторонку, чтобы сделать несколько тайных снимков наших экспедиционных грузовиков, идущих но стратегическому мосту. Мы чувствовали себя полными идиотами, идя по мосту за группой итальянских туристов, которые открыто снимали на камеру, не обращая никакого внимания на охрану. На мосту висел знак, который сообщал что мы находимся на высоте 1770 метров над уровнем моря.

— Осталось идти 7078 метров, — сказал Ал.

4

Между мостом Дружбы и городом Кхаша, иди Зангму, как его обычно сейчас называют, проходит крутой подъём длиной в три мили по абсолютно безлюдной местности. На полпути мы встретили группу оборванных заключенных, которые трудились под неусыпным оком конвоя. Одни из заключенных обтесывал огромный булыжник, готовя брусчатку для строительства дороги. Около него образовалась метровой высоты куча гравия. Когда мы проходили мимо, он помахал нам рукой. У него было интеллигентное лицо. Интересно, за какое преступление он получил такое наказание?

В дальнем конце нейтральной полосы нас встретили улыбающиеся представители Тибетской альпинистской ассоциации (ТАА) — организации, ответственной за наше перемещение по стране и оформление документов. На самой границе мы разгрузили снаряжение и ожидали, подремывая на мешках, пока таможенники и эмиграционная служба, расположенные в стеклянном здании, разберутся с нами.

Брайан развлекался тем, что подначивал пограничников, выкрикивая реплики со своего насеста в грузовике. К счастью, они не понимали истинное значение его высказываний, и оформление продолжалось.

Только перед закатом пограничный барьер был взят, и наша маленькая автоколонна проследовала в Тибет.

Тибет, страна размером примерно с Западную Европу, оккупирован Китаем с момента вторжения в 1950 году. Перед нашим путешествием я разыскал кой-какую литературу у тибетской диаспоры в Великобритании, которая оказалась печальным чтивом. С 1950 года более 1,2 миллиона тибетцев пали жертвами пыток и истязаний в тюрьмах. Уникальная культура и буддистская религия были подавлены, разрушено более 6000 монастырей и общественных зданий. Более 120 тысяч тибетцев были вынуждены бежать в Индию, Непал и другие страны.

Далай Лама — глава Тибетского государства и религиозный лидер, которому на момент вторжения было шестнадцать лет, в течение последних сорока лет стремился к ненасильственному пути решения проблемы. Он завоевал симпатии многих миллионов людей, но Китай не подаёт ни малейшего намека на уход из Тибета.

Мы вступили в страну, которая была оккупирована агрессивным соседом более сорока пяти лет и освобождение которой не предвиделось. Город, где мы теперь находились, являл собой яркий пример нелегкой повседневной жизни в Тибете.

Весь Зангму состоит из одной длинной улицы, которая петляет но долине, напоминая «американские горки». В каждом дюйме его деревянных жилищ и магазинов ощущался приграничный город. Дождь превратил проезжую часть в непролазное болото, по которому по щиколотку в грязи брели пешеходы, увертываясь от ярко окрашенных грузовиков и армейских джипов, снующих взад и вперед на немыслимых скоростях. Поросята, цыплята и собаки копошились среди куч мусора, а с наступлением ночи крысы приходили за своей долей добычи.

Этническая смесь жителей Зангму, равно как и других тибетских поселений, где нам приходилось останавливаться, придавала городу индивидуальность. Наиболее колоритными были этнические тибетцы, их красивые загорелые лица были изрезаны морщинами от постоянного воздействия ветров на плато, их фетровые одежды пропахли костром и были измазаны ячьим салом. Мужчины заплетали длинные волосы в косички, завязанные яркими алыми лентами, на женщинах были вышитые шали, а их шеи украшали стеклянные бусы. Они наблюдали за нами блестящими черными глазами, когда мы брели мимо них по грязи, перешептывались и смеялись над нашим неловким продвижением и причудливыми дутыми альпинистскими одеждами.

Солдаты Народной Армии не смеялись над нами. Они почти не замечали нас, проходящих мимо них по улице. Одетые в характерную зеленую униформу с рядом блестящих пуговиц, в больших островерхих шапках, они казались хорошо вышколенными и совсем юными. У них был растерянный вид людей, неожиданно оказавшихся вдали от дома, какими они на самом деле и были, приехав из Бейджинга за тысячи миль отсюда.

Зангму для них — это конец света. Они стояли со скучающим видом у витрин магазинов, рассматривая выставленные товары или сидели в столовой, где смотрели низкого качества телепередачи, попивая несвежее китайское пиво с макаронами — единственную каждодневную пищу.

Торговцы и лавочники в Зангму были преимущественно ханьцами (этническими китайцами), привлеченные в город вновь расцветшей торговлей с Непалом. Они напоминали людей, которые стремились пустить свои корни в чужой стране. Мужчины с набриолинеными волосами в полосатых деловых рубашках выглядели привлекательнее, чем местные горожане. Было видно и слышно, как они делают бизнес в своих офисах, расположенных над улицей, говоря без умолку по дребезжащим телефонам. Тем временем их жёны и дочери бегали внизу по магазинам, часто размером не больше пляжной кабинки, в которых торговали пластиковой кухонной утварью, батарейками, консервами, а так же импортными товарами, такими как Head&Shoulders и Coke.