Другая музыка нужна - [27]
«А почему у надсмотрщиков австрийские повязки?» — мелькает в голове у Пишты.
Во дворе вразброс стоят здания. Из одного постоянно доносятся ворчание, какие-то грозные звуки, из другого слышится визг станков на нотах разной высоты. Сами ли станки визжат, или они схватили кого-нибудь и тот визжит?
Одно здание поодаль — молчаливое, мертвое. Сквозь зарешеченные окна видны высокие штабеля консервных банок. Два крайних здания поприличней на вид — это конторы. На линии третьего этажа они соединены друг с другом переходом. Под переходом тоннель. За тоннелем — пустырь. За пустырем — высокая насыпь. По насыпи проложены пути; на рельсах стоят товарные вагоны без паровоза; над вагонами и между вагонами видно небо.
Человек с черно-желтой повязкой привел Пишту в здание конторы; теперь он пошел впереди него, будто уверился, что Пишта уже не сбежит. Сумрачные коридоры освещены электрическими лампочками. Человек с черно-желтой повязкой отворил дверь. Огромный зал, шкафы, письменные столы, стулья. Против входной двери — окна. За окнами видна опять насыпь, вагоны и небо. За письменными столами, склонившись над бумагами, сидят чиновники с австрийскими повязками. Человек двадцать — двадцать пять. Когда Пишта вошел, они окинули его быстрым взглядом и тут же принялись опять что-то бормотать: складывать, вычитать, умножать.
— Сними пальто и шапку! — буркнул надсмотрщик и уселся за самый большой письменный стол, стоявший в конце зала.
Пишта снял пальто, снял шапку. Белокурые волосы упали ему на испуганное лицо.
— Повесь на гвоздь! — послышался строгий голос.
Пишта повиновался, затем подошел к письменному столу, ожидая, что будет дальше.
— Как тебя зовут? — спросил строгий мужчина, хотя он это отлично знал: сам ведь вызывал Пишту по имени.
— Иштван Фицек! — лязгнул зубами Пишта.
— Иштван? Какой такой Иштван? Пишта! Понял? Здесь ты будешь Пиштой! Где твоя метрика?
Пишта подал метрику. Мужчина записал что-то на листке бумаги.
— Как зовут твоего отца?
— Ференц Фицек.
— Чем он занимается?
— Сапожничает.
— Хороший сапожник?
— Хороший.
— Мастерская у него есть?
— Есть.
— А подмастерья?
Пишта задумался, потом сказал:
— Четверо.
— Гм! — чиновник продолжал вслух читать метрику Пишты и записывать. — «Мать — Берта Редеи. Место рождения — Будапешт. Год рождения — 1901, 21 декабря». Гм!.. Ну и денек же ты выбрал! Самый короткий в году. «Пол новорожденного — мужской. Имя — Иштван…» Опять Иштван?! — Он вернул мальчику метрику. — Пишта, ты будешь посыльным. И ежели крикну: «Пишта!» — мячиком подпрыгнешь и, куда бы я тебя ни послал — в котельную, в шрапнельный цех, в овощной, в мясной, в кофейный или к жестянщикам на склад, в фальцовочный, в дирекцию, в столовую, — чтоб, как молния, туда и обратно! Сегодня вызубри, где что находится. — И добавил, словно золотом подарил: — Даже у матери в животе не жилось тебе так хорошо, как здесь заживешь.
— Да! — быстро согласился мальчик, потому что внезапно словно каменная глыба, словно целая гора Геллерт свалилась у него с души.
Он понял, что будет работать не в тех страшных зданиях, а тут, в конторе. Отто не соврал: «Бегать туда-сюда!»
— Да! — сказал он еще раз, лязгнув зубами, и голубые глаза его благодарно засияли.
Пишта откинул назад белокурые волосы. Даже пальцы его радостно трепетали, словно подтверждая: «Да! Да! Да!» Надсмотрщик — очевидно, он был начальником расчетного отдела — бросил на Пишту долгий суровый взгляд и сказал:
— Надень халат, — и он указал на висевший рядом халат, — да повязку прикрепи. — Он вытащил из ящика стола трехцветную национальную повязку и английскую булавку. — Меня зовут господин Рааб. Чтоб ты у матери в животе застрял!.. — прибавил он, ибо г-н Рааб принадлежал к той породе людей, которые, боясь потерять авторитет, через каждые три слова поминают мать. — А если вздумаешь воровать консервы или кофейный концентрат, так вылетишь отсюда к чертовой матери! Понял?
— Да, — радостно и испуганно ответил Пишта, радуясь и повязке и халату, но испугавшись, что попал к такому важному лицу. — А я не ворую! — ответил он, невинно глянув на него голубыми глазами.
В этот миг он и сам свято верил, что никогда в жизни не воровал и воровать не будет. Лучше с голоду помрет, но не тронет ни консервы, ни концентраты кофе с сахаром, которые в две смены — с семи утра до семи вечера и с семи вечера до семи утра — производят на этом заводе три тысячи подобных Пиште мальчиков, молодых и пожилых мужчин и женщин.
— Получать будешь девять крон в неделю. Понял?
— Да.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Как тебя зовут?
— Иш… Пишта! — крикнул мальчик, уже сам не свой от радости.
— Отнеси эту бумажку в шестнадцатую комнату, на третий этаж, туда, где на дверях написано: «Директор». Потом беги обратно! Ein, zwei! Чтоб твою мать…
И Пишта рванулся вперед. А вдогонку ему несся голос г-на Рааба:
— Быстрей, чтоб тебе сдохнуть у матери в брюхе, курицын сын!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
вся состоит из одних радостных происшествий: Пирошка Пюнкешти, снявши пальто, покоряет целую дюжину мужчин, а Пишта становится все-таки Иштваном
Когда Пишта еще стоял в растерянности перед заводскими воротами, Пирошка уже работала в цехе. Шесть недель служила она на консервном заводе, куда ей посоветовал поступить Йошка Франк. Он растолковал, к кому пойти, что сказать и какие захватить с собой бумаги.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.
Венгерский поэт коммунист Антал Гидаш, более тридцати лет проживший в Советском Союзе, стал известен как прозаик с выходом романа «Господин Фицек». Этот роман явился первой частью трилогии о Венгрии перед войной и в годы первой мировой войны. Романы «Мартон и его друзья» и «Другая музыка нужна», будучи самостоятельными произведениями, являются второй и третьей частями эпопеи. Трилогия рисует широкую картину жизни венгерского народа в начале XX века и рассказывает о классовой борьбе, о зарождении революционного движения в стране. Настоящее, юбилейное издание всех трех романов этой эпопеи посвящается пятидесятилетию Советской власти.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.