Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары - [37]

Так было раньше. А сегодня Меро добился от Серёжки того, что это «нет» застряло у него в горле. Значит, он сломался? Значит, он всё-таки раб? Или всё-таки нет? Ведь это «нет» он не произнёс не потому, что боялся за себя, а ради того, чтобы избавить от мук и гибели совершенно невиновного Шипучку. В том, что Меро способен взаправду содрать с ящера шкуру Серёжка ни секунды не сомневался.

Слишком сложно, всё слишком сложно. Правильного ответа на встающие перед ним вопросы мальчишка никак не мог найти, хоть головой об стенку бейся. Если бы рядом не было ящера, Серёжка, наверное, даже расплакался бы от бессилия. Плакать же при Шипучке было стыдно. К тому же, плачем, конечно, делу не поможешь. А чем поможешь? Мальчишка не знал. И спросить некого. Шипучка если и знает, то не скажет, а Балис Валдисович далеко. И тоже, наверное, в непростой ситуации. Может быть, даже в более сложной, чем Серёжка. Иначе не объяснить, что за столько дней он так и не сумел нагнать этот рабский караван. Плелись-то рабы еле-еле. На Дороге они с Балисом Валдисовичем за один день прошли, наверное, раза в полтора больше, чем караван за два дня. Или это ему тоже только так казалось?

Мысли в который раз понеслись по замкнутому кругу: раб… не раб… трус… не трус… испугался… не за себя… Сколько таких кругов они накрутили за этот вечер, Серёжка не считал. Одно слово — много. Но, в конце концов, он всё же заснул.

Школу всё-таки успели отремонтировать и покрасить к первому сентября, хотя это и казалось невозможным: слишком мало оставалось времени. Чтобы не опоздать, рабочие трудились с раннего утра до позднего вечера. В выходные накануне начала учебного года к ремонту подключились и родители. Всем хотелось, чтобы первое сентября стал первым праздником, символизирующим переход от войны к мирной жизни. И ведь получилось. Сейчас в школе ничто не напоминало о том, что этим летом она перенесла обстрел и пожар. Как будто ещё две недели назад не зияли выбитые окна, а закопченные стены не были испещрены дырками от пуль и осколков мин.

Единственным напоминанием о прошедшей войне должен был стать первый урок. Раньше всегда первый урок был классным часом, на котором классный руководитель рассказывал ребятам о том, почему им надо хорошо учиться. Сегодня всё будет иначе. Сегодня на первом уроке в классы войдут те, кто с оружием в руках отстоял право граждан Приднестровья на свободную жизнь на своей земле. Это будет не просто классный час, это будет урок мужества.

— Серый, ты чего? — удивленно спросил оказавшийся рядом Тошка Климанов.

А Серёжка просто вспомнил. Вспомнил то, как покорно лез на матчу по окрику Меро. Как прыгал в воду, развлекая толпу гогочущих «господ». Эх, Тошка… Ты думаешь, перед тобой стоит твой друг, звеньевой Серёжка Яшкин? Был когда-то… А сейчас он всего лишь трусливый раб. Которому, разумеется, не место на уроке мужества.

— Тоха, иди, я сейчас приду… Мне надо, — растеряно бормотал Серёжка, как-то робко, боком, отступая от двери класса вглубь коридора. Друг проводил его недоуменным взглядом. А Серёжка уже отступил до лестничной площадки и бегом кинулся вниз по лестнице. Подальше от школы. Быстрее. Убежать, закрыться, спрятаться, чтобы никто не увидел, как ему стыдно… Ой!

Мальчишка и не заметил, что на его пути возникло неожиданное препятствие и, выскочив в холл первого этажа, к гардеробу, с разгону врезался в идущего навстречу человека. Как налетел, так и отлетел, хорошо, на ногах удержался, не грохнулся на спину. Поднял голову. Ой, мама…

Перед парнишкой стоял высокий старик в синей форме военного моряка. На груди в два ряда ордена и медали. И отдельно от этих рядов — маленькая медалька: золотая звёздочка и колодка с красной ленточкой. Серёжка знал, что такую медаль, которая называлась Медаль Золотая Звезда, вручают только Героям Советского Союза. И мальчишка никогда не видел живого Героя вот так вот: рядом, в двух шагах.

— Извините, — сконфужено пробормотал паренёк.

Старик улыбнулся. Хорошая у него была улыбка: добрая и какая-то открытая, искренняя. Серёжка сразу понял, что ветеран на него не сердится, понимает, что бывает такое у мальчишек: бегут куда-то, не разбирая дороги.

— И куда же ты так торопишься? — поинтересовался старый моряк, словно прочитав Серёжкины мысли.

— Домой, — честно ответил мальчишка.

— А почему? — удивился старик. — Мне кажется, у вас сейчас урок мужества, нет?

Серёжка коротко кивнул.

— Так в чём же дело? Почему ты не на уроке?

Это было последней каплей. Мальчишка понял, что больше не в состоянии таскать в душе накопившийся груз, что ему обязательно надо рассказать про свою беду хоть кому-нибудь. Умом он понимал, что сообщать о себе такую стыдобу первому встречному неразумно, лучше бы рассказать родителям или друзьям, которые сумеют его понять и помочь. Конечно, надо было сразу поделиться бедой с Тошкой, он бы от Серёжки не отвернулся. Но сейчас мальчишка уже не владел собой, и ничего исправить уже было нельзя. Вопрос старика словно отомкнул в душе потайной замок, и её содержимое волной выплеснулось наружу. Опустив глаза, мальчик тихо сказал: