Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары - [12]

И на эту цитату ни Наромарт, ни Анна-Селена не отреагировали.

— Белорусский нам бы вряд ли помог, — грустно улыбнулся Нижниченко. — Те, кто говорят на белорусском, должны хоть немного понимать и русский, и украинский. Так что — здесь нам ловить нечего. Кстати, а что, в Вильнюсе в семидесятых говорили на польском и латышском?

— Сразу видно, что в Прибалтике Вы, товарищ генерал, не работали.

— Не приходилось. А что всё-таки не так?

— Понимаешь, большинство тех, кто не бывал в Прибалтике, рассматривают её как единое целое. Для них каждый прибалт говорит на всех трех языках. А на самом-то деле, всё совсем по-другому. Три замкнутых на себя узких мирка. Каждый говорит на своём языке и не испытывает ни малейшего желания изучать чужой.

— Выходит, что…

— В Вильнюсе, естественно, говорили на литовском и русском.

— Ну а ты откуда взялся, такой нетипичный?

— Из Ленинграда. Я ж тебе рассказывал, когда гостил в Севастополе…

— Это я помню, — улыбнулся Мирон. — Просто интересно стало, если для литовцев говорить на эстонском и латышском настолько нетипично, то почему ты этими языками владеешь?

— Просто у меня в детстве было увлечение — языки учить. У меня же мама — наполовину эстонка. Так что с самого детства — три языка. Мне нравилось, хотелось еще какой-нибудь язык изучить. Родители только радовались. И пошло: английский, французский, немецкий… А польский и латышский — это уже в Вильнюсе, когда постарше был. Друзья были — латыши и поляки. Вот их-то я немного и поэксплуатировал.

— Поучительно… Ладно, продолжим опрос Саша?

— Кроме русского и украинского я ничего не знаю.

— Женя?

— Казахский. Сен казакша билесын ба? [17]

И снова неудача.

— Сережа?

— Молдавский знаю, конечно. Ворбиць ын лимба молдовеняске? [18]

Нет ответа.

— Гагаузский немного. Гагаизджа канушьёрсунуз? [19]

Молчание.

— Могу попробовать на румынском, — виноватым голосом сказал Серёжка, словно это из-за него спутники утратили возможность общаться. — Только вряд ли это что изменит, он же на молдавский очень похож. Vorbiюi romвneєte?[20]

Как и предполагал мальчишка, и этот язык оказался эльфу и девочке незнакомым.

— И что мы теперь делать будем?

— Погодите, — мелькнула догадка у Женьки. — А так — понимаете?

— Ой, я уже испугалась, что мы не сможем с вами разговаривать, — воскликнула Анна-Селена.

— Ну, все-таки смогли объясниться, — с явным облегчением произнес Наромарт.

— На каком языке ты с ними говоришь? — поинтересовался Мирон.

— На языке того города, где мы встретились. Наверное, это дополнительное действие магии Зуратели — попадая в город, мы смогли говорить на местном языке.

— Жалко, что, сойдя с Дороги, мы не стали говорить на местном языке, — вздохнул Сережка.

— Жалко конечно, — согласился Мирон. — Но попробуем и с местными как-нибудь разобраться. А ты, Женя, теперь у нас самый важный человек — переводчик.

Бескровные губы маленького вампира тронула улыбка. Наверное, первая с того момента, когда повозка Наромарта наехала на костер Сашки и Мирона.

— На всякий случай расспроси Наромарта и Анну-Селену о том, какие языки они знают.

Оказалось, что и у эльфа, и у девочки языковой запас был солидным. Анна-Селена кроме родного говорила еще на двух языках своего мира, а Наромарт, помимо двух человеческих языков своей Грани, владел так же тремя диалектами эльфийского, языком подземных гномов и, что самое удивительное, драконьим.

— А разве драконы существуют? — простодушно удивился Сережка.

Вопрос повис в воздухе.

— Жень, ну спроси его про драконов…

— Делать мне больше нечего, — проворчал Женька. — Вот учи их язык и сам расспрашивай.

— Жалко тебе, что ли? — заступился за младшего Саша.

— Да ничего мне не жалко, — раздраженно пояснил Женька. — Просто, такие истории надо не в переводах слушать. А из меня рассказчик никудышней, это я точно знаю.

Фургон уютно поскрипывал и покачивался на ходу. На дороге никого. Однообразная череда кустов справа и слева навевали скуку и сон. Только Ушастик неутомимо перебирал копытами, его совершенно не трогало однообразие пути. Минуты складывались в часы. Риона задремала и перестала изводить дядю своей тысячей «почему». Не исключено, что ей снилась паутина, Повсеместно Протянутая Пауком. Эта мысль ненадолго отогнала дрёму, и Йеми невольно улыбнулся. Солнце перевалило за полдень. Через пару часов можно сделать привал, а до Кусачего леса на этот раз явно удастся добраться до заката.

Очередной поворот заставил Йеми вспомнить о богах и об их удивительной зависти к планам смертных. Посреди дороги стояла повозка, запряжённая конём, вокруг которой столпились странные люди, явно занятые обсуждением какого-то важного вопроса. Через мгновенье сон окончательно покинул жупана, ибо он догадался, что обсуждаемый вопрос явно из разряда "в какую сторону ехать", что странно, ибо на тракте из Прига в Плесков нет развилок (если не считать поворота в Кусачий лес), а решать вопрос о цели путешествия посреди пути — явно неразумно для людей солидных, путешествующих с повозкой и детьми. Ведь не могут же они тоже направляться в Кусачий лес? Купцы, конечно, могли захотеть оказаться на торжище раньше своих соперников, но тогда зачем с ними дети, тем более, если одна из них — девочка? Может, это не купцы, а разбойники, захватившие повозку, коня и детей? Нет, не похоже: в этой странной компании совсем не чувствуется взаимной враждебности, а своим чувствам следует доверять, пусть и до известного предела. Так кто же они, в конце концов? Неожиданно для себя Йеми понял, что совершил непростительную ошибку, что не задал себе этого вопроса раньше, увлёкшись построению догадок о причинах странного поведения новых для себя людей. Итак, самый заметный из них — высоченный чернокожий калека с изуродованной шрамами правой половиной лица. Ещё заметно, что у него проблемы с правой рукой и правой ногой. Немногим ниже другой, явно воин, судя по тому, как он осматривался и привычности, с которой придерживал свисавшее с плеча на ремешке странного вида оружие. В том, что это оружие, Йеми сомневался не долго. Конечно, такая вычурная штука могла оказаться и инструментом какого-нибудь неведомого ремесла, колдовским приспособлением или культовым предметом, но последние предположения отчего-то показались совершенно неуместными. Третий взрослый и, по виду, старейший среди чужаков, в этой непонятной компании выделялся только своей обыкновенностью: переодень его в нормальную одежду и не отличишь от цехового мастера, скажем, из Прига. Четверо детей, из них одна девочка. Старший вооружён длинным и необычно тонким мечом и кинжалом. Может, он из благородных?