Другая дверь - [45]

Но с бомжами – разговор особый. Ему никогда не предложат в магазине приличную сумму за принесённый товар, просто рука не поднимется… А Прохоров, как мы знаем, собирался кое-что в магазин принести…

Похоже, надо менять наряд, чтобы можно было с поляком хотя бы разговаривать на равных.

– Песя, – спросил, намаявшись в метаниях между тем и тем, наш герой, – где здесь приличные люди покупают себе костюмы?

– А чем тебе не нравится твой? – возмутилась старуха. – Отличный костюм, просто хоть сейчас на свадьбу…

– Песя, – жёстко повторил Прохоров, – где здесь приличные люди покупают себе костюмы?

– А приличные люди, – обиделась она, – себе костюмы не покупают, а шьют…

– Тогда пошли туда, где их шьют… – сказал Слава. И, чтобы подсластить пилюлю, добавил: – А потом к твоему Давиду…

37

Костюм он себе заказал.

Любимые джинсы здесь не носили (вообще не ясно, изобрели их уже или нет) поэтому пришлось вернуться в детство, скорее в юность, когда американские штаны были дефицитом и гордостью, а обычные брюки – униформой.

Ещё к костюму прибавили три рубашки, несколько манжет и воротничков, а также белый жилет, сказали, что для приличного джентльмена так нужно. А поскольку Слава собирался таким образом себя представлять, то и выхода у него не было.

В конце аудиенции Прохоров отозвал Якова (так звали портного) в сторону и показал ему свои трусы, конфиденциально попросив, чтобы сделал хотя бы три (лучше пять) штук таких.

Вспомнился роман Стругацких «Трудно быть богом», где герой, человек с другой планеты, вводит в средневековый быт города носовые платки, просто как бы случайно обронив один такой во время какого-то приема. И платки такие (и их разнообразные модификации) скоро стали частью быта в этом городе, их стали носить все, кто мог себе позволить, конечно…

Интересно, получится ли и здесь такая история с трусами? Герою Стругацких это не удалось, потому что для выполнения подобной цели нужно было переспать с какой-нибудь светской дамой, а он ими брезговал… Вряд ли и здесь эта разновидность мужского туалета победит, хотя Яков явно будет её теперь пропагандировать. Просто у кальсон по сравнению с трусами есть одно явное преимущество – они теплее, а температурный режим, судя по запаху некоторых обитателей окружающих домов, для них является определяющим.

Как бы там ни было – сторговались они с мастером на трёх днях и тридцати пяти марках, из коих десять были уплачены в качестве задатка или аванса. Так распорядилась Песя Израилевна, которая и вела всю торговлю, поскольку Яков ни слова не понимал по-русски. Наш герой был уверен, что из этих тридцати пяти сторгованных марок, как минимум, пять пойдут его квартирной хозяйке.

– Теперь к Давиду… – сказала она, когда они вышли из подвала.

Почему-то все её заведения находились в подвалах. Наш герой смутно подозревал, что «Шнейдер Шнейдерман», к которому он предложил обратиться, был бесповоротно отвергнут именно по тому признаку, что мастерская его находилась на первом, а то и на втором этаже.

Как и ожидалось, Давид тоже царил в повале.

И вообще всё здесь было, как и ожидалось. По углам довольно большого помещения были накиданы огромные горы какого-то мусора: тряпки, бывшие когда-то одеждой, одежда, бывшая когда-то тряпками, ломаные стулья соседствовали с недобитой посудой, из жестяных банок торчали безголовые куклы, а над всем господствовала оленья голова с вытертой до такой степени шерстью, что казалось – это просто череп с обломанными рогами и стеклянными глазами.

Давид, чем-то этот череп напоминавший, только без рогов, угрюмо посмотрел на вновь прибывших. До этого он сидел за столом и с помощью иголки и нитки сочинял какую-то вещь (королевскую горностаевую мантию?) из обрывков старого одеяла и заношенных до дыр штанов, сделанных из неизвестного науке материала.

А запах…

Песя начала переговоры, а Прохоров молил Бога о том, чтобы эта аудиенция закончилась поскорее, до того, как он падёт, пронзенный запахом лука, пота и плесени. Он поискал окно, с трудом нашёл маленький квадратик и двинулся к нему, в надежде вздохнуть хоть чуть-чуть свежего воздуха. Но воздуха он не нашёл, зато нашёл несколько старых растрёпанных книг.

И схватил их, как утопающий соломинку, надеясь, что те отвлекут его от горестных размышлений и воздыханий.

Рваная книжка на немецком, судя по некоторым признакам – учебник чего-то из области естествознания. Кусок религиозного на польском, теперь тоже религиозное, но уже по-французски…

Ага, а это что?

Перед ним лежала абсолютно ненужная, очень частая и в силу этих двух причин не продаваемая книга на русском. Это был путеводитель по Западной Европе, написанный человеком по фамилии Филиппов. Никогда в жизни, в той, старой жизни, Прохоров не брал эту книгу в руки, разве что перекладывая на столе или переставляя в шкафу, чтобы добраться до чего-то, что эта книга мешала рассмотреть. Потому что ни в юности его, ни в зрелом возрасте, ни в старости продать на сто лет устаревшую информацию о том, сколько стоит билет на пароходе до острова Сан-Маргарит, в какой гостинице Амстердама лучше остановиться, и что одеть, когда собираешься совершить восхождение на горную вершину в Швейцарских Альпах, было нельзя ни советскому инженеру, ни перестроечному мешочнику, ни постперестроечному бизнесмену.