Другая другая Россия - [8]
— А нехорошие — это какие?
— Те, которые курят. У них коэффициент участия в труде меньше. И зарплата, значит, меньше должна быть. Это несправедливо, что ты ходишь покурить, а мы за тебя работу делаем.
— А если я просто медленней работаю?
— А скорость с опытом приходит. Мы тебя всему научим. Ну а че… — она наклоняется к моему лотку. — Добротные у тебя такие пельмени получились. Хорошие… А металлург у нас ой пельмени как любит…
— А что он еще любит?
— Трубочки заварные любит.
— Обедать! Девочки, обедать! — зовет Ирина Владимировна из коридора.
Обеденный зал — просторное помещение с блестящими столиками и стульями. Широкие окна, завешенные тускло-белым тюлем, пропускают свет индустриального полдня, который, лишь преломившись у ярко-оранжевой стены, веселеет и бликует на огромных кастрюлях и лотках, стоящих на длинной конвейерной стойке. На тюлевых занавесках сидят большие бабочки с крылышками из цветного капрона.
— Девочки, вы сегодня такие красивые, как Белоснежки, — говорит женщина, разливающая по тарелкам суп.
Поставив на поднос тарелку гречки, капустный салат и два компота, сажусь за один столик с Галиной Сергеевной и Аленой. В противоположном конце зала, где на стене фотообои, изображающие металлургический комбинат, обедает Татьяна Николаевна. Она сидит за столиком одна. Ее стакан с компотом прихлопнут пышным коржиком. Едим молча и быстро.
— Ты работать у нас будешь? — шепотом спрашивает Галина Сергеевна, я утвердительно киваю головой. — Да ладно! — говорит она. — Зачем это тебе?
— А что, я не похожа на человека, который хочет работать? — с упреком спрашиваю я, ставя на поднос пустые стаканы.
— Тебе честно сказать? — усмехается Галина Сергеевна. — Ну, не очень…
«Надо придумать легенду», — решаю я про себя.
— Марин, иди-ка сюда, — зовет меня женщина с золотистыми волосами, зелеными глазами и румянцем во всю щеку. — Смотри, я Ольга. А вот это две Натальи, — она показывает на женщину, раскатывающую тесто за столом напротив, и на женщину с пятнышком на губе. Из Ольгиной улыбки показываются два золотых клычка. — А у тебя животные дома есть?
— Да… Две кошки.
— Ты наш человек! У нас тоже по две кошки!
— А как ты в Тагиле оказалась?
— Ну, я развелась с мужем… — начинаю я сочинять легенду. — У меня была депрессия. И я решила уехать куда глаза глядят. В общем, он меня бросил.
— Он тебя не бросил, — ко мне подходит Наталья с пятнышком. Трогает за руку. Смотрит на меня грустными темными глазами, под которыми залегли фиолетовые круги. — Слышишь меня? Тебя никто не бросал. Вы просто расстались.
Мы набираем муку в тазики, взвешиваем ее. Я глубоко погружаю руки в муку, она мягкая и глубокая, как сладость кондитеров. И погружаться в нее приятно. Но у любой миски, даже такой большой, есть дно.
— Что-то кривенькие они у тебя получаются! — раскатывается надо мной уже знакомый голос, и я, вздрогнув, роняю полоску теста. Ольга, быстро наклонившись, хватает ее с пола и кладет на стол.
— Ольга… — заходится Татьяна Николаевна, ее грудь отплывает назад. — Ты что, совсем обалдела?! Ладно бы не при мне… Ты с ума сошла — тесто с пола на стол класть? Екатерина Григорьевна! Лишить ее премии!
Ольга прячет золотые клычки. Продолжает молча резать полоски.
— Это что?! — грохочет надо мной Татьяна Николаевна. — Что ты накрутила?!
— Это ж ее первая, — Наталья с пятнышком делает шаг ко мне, как будто защищая собой.
— Наверное, сталевару все равно, какую трубочку есть — кривую или ровную, — говорю я.
— Ах-х-х… — Татьяна Николаевна так быстро подносит пухлую руку к груди, как будто я воткнула в нее металлическую трубочку. — Что ты сказала? Ты сама понимаешь, что ты сказала? — она хватает ртом воздух. — Екатерина Григорьевна! — орет она. — Пусть накатает булки с маком, восемьдесят пять штук!
Татьяна Николаевна бегом уносится из цеха.
— Она хорошая, — говорит Наталья. — Просто на ней большое производство. Я пришла сюда в 84-м году и тоже ничего не умела. Я тебя всему научу — всему, что я лично для себя запомнила и поняла. Своим мелочам.
У стола, как бледное мучное привидение, стоит Екатерина Григорьевна. Ее губы скорбно поджаты. Кажется, ей меня жалко.
Стол, у которого мы втроем катаем булку, стоит у окна. Мимо него постоянно проходят мужчины в синей форме работников Нижнетагильского металлургического комбината и с любопытством заглядывают внутрь. Иногда наши взгляды встречаются, тогда они убыстряют шаг.
Екатерина Григорьевна перекатывает за мной шарики.
— Марин, или ты нас спрашиваешь, или мы тебя, — другая Наталья выходит на середину и упирает руки в бока. — Как ты думаешь, каким должен быть мужчина — красивым или интересным?
— Если он интересный, то уже красив, — отвечаю я.
— О-о-о, — женщины переглядываются. — Какой ответ!
— А какие мужчины тебе нравятся?
— Заботливые.
— Тоже правильный ответ, — хохочут женщины.
— Мужчине какая женщина нужна? — рассуждает другая Наталья. — Красивая, ухоженная. Поэтому тебе замуж надо выйти сейчас, пока ты еще только начинаешь тут работать. Пока ты молодая, и у тебя нет таких кругов под глазами, как у нас.
— Я не вижу у вас никаких кругов под глазами.
«Крокодил» – страшная, потрясающая, необходимая неосведомленной молодежи как предостережение, противоядие, как антидот. Хватка у Марины журналистская – она окунулась с головой в этот изолированный от нормальной жизни мир, который существует рядом с нами и который мы почти и не замечаем. Прожила в самом логове в роли соглядатая и вынесла из этого дна свое ужасное и несколько холодноватое повествование. Марина Ахмедова рассказывает не о молодых западных интеллектуалах, балующихся кокаином в ослепительно чистых сортирах современных офисов московского Сити.
«Дневник смертницы. Хадижа» — неспешный рассказ девочки о жизни в одном из горных сел Дагестана, где героиня с детства учится различать гнев и милость Аллаха, который постоянно ставит ее перед выбором — белое или черное?Повзрослев, Хадижа покинет село и окунется в страсти города, где тебя принимают по одежке, где многое продается и покупается. Город, в котором идет война между боевиками и силовиками, постоянно предлагает ей выбор, но маскируя белое под черное, и наоборот. Что она выберет? Хадижа и сама не знает ответа на этот вопрос и лишь к концу понимает, что вся ее жизнь — череда выборов и каждый сделанный выбор определяет следующий.Прототипом героини послужили реальные девушки, причастные к бандподполью на Северном Кавказе.
Начинающий фоторепортер Наталья Медведева отправляется на первую чеченскую войну в 95-м. Тогда она еще не знает, что проведет на войне семь лет. В одну из первых своих поездок она знакомится с Шамилем Басаевым. Она еще не знает, что судьба или война даст ей шанс на протяжении нескольких лет следить за перевоплощением этого тогда еще ничем не примечательного полевого командира в террориста номер один. Не знает, что встретится с Дудаевым, которого в очередной раз объявят погибшим. Что попытается спасти из плена российских военнопленных.И каждый раз будет пытаться самой себе ответить на вопрос: что ее держит на этой войне? Что?
Это было время, когда советская власть делала последние вдохи. Мы застали только ее конец, и все, что в нашей жизни с ней было связано, — это газировка, октябрятские значки с лицом маленького Ленина в кругляшке звезды и неработающий фонтан…
Марина Ахмедова: “Однажды после изнурительно долгого интервью с лидером арт-группы «Война» я под утро уснула в чужом городе, в чужом помещении, на чужой кровати. Через два часа меня разбудил лидер группы Олег Воротников. С грустным лицом он сидел на стуле у изголовья кровати. «Давай поговорим о *овне», — шепотом предложил он. «В смысле искусства?» — спросила я. «В смысле *овна», — ответил он. О *овне мы проговорили до вечера следующего дня. Я продолжила думать о *овне, из этих дум родилась сказка про какашку и художника”.Иллюстрации к сказке пальцем на айпаде нарисовала известная петербургская художница Юлия Лисняк.
В город приходит хаос. Жители бегут из него, пока хаос не захлестнул их и не стер с лица земли так же, как стирает дома, в которых они жили. Город пустеет… И хорошо, если ты видишь и знаешь, в каком направлении из него бежать. Но что делать горстке слепых, забытых посреди хаоса? Они спускаются в подвал дома, в котором жили в мирное время дружной коммуной… Казалось бы, они должны погибнуть в считанные дни, ведь даже зрячему сложно уцелеть в центре разыгрывающейся свистопляски – на город и днем и ночью сыплются боевые снаряды.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.