Другая другая Россия - [55]

— Девушки-девушки! Ну что, вы как неживые! — в салон влетает утренний молодой, погнавшийся с розочкой за незнакомкой. — Дайте мне розочку — самую дешевую!

— Для кого? — грозно спрашиваю я, уперев руки в бока.

— Да, вот, с девушкой хочу познакомиться… — поробев, отвечает он.

— Так вы ж утром знакомились… — инквизиторским тоном продолжаю я.

— Так это ж… уже другая…

Вынимаю из вазы с остатками самую жухлую розу, кладу на стол, со словом «Нате!», и, презрительно задрав подбородок, высвистываю:

— С вас-с с-сто рублей.

Он расплачивается, берет розу и выходит, опасливо оглядываясь.

— Бабник! — подвожу итог.

Сегодня Таня готовит бомбу. Сплетает из жесткой нити какие-то странные загогулины, от которых отходят паучьи ножки. Если они что и напоминают, так это головной убор марсианина, но Таня водружает его над корзинкой с цветами и повторяет, как в трансе: «Кайф… Бомба… Бо-о-омба…».

Раздобрев, она выносит из холодильника вазу с сизыми розами и говорит: «Крути спираль». Я собираю свой первый букет из роз. Рука, зудящая по салалу, работает почти машинально.

— Идеально! — говорит Таня, и я, расплываясь в довольной улыбке, а потом еще минут десять пытаю ее — правда ли идеально?

Захожу в холодильник и, окончательно вписавшись в роль цветочницы, мысленно составляю свой будущий букет — оранжевые розы, красные ягодки, это гиперикум, желтый амариллис и что-нибудь еще… Из состояния цветочного счастья меня извлекает вопль. Привычным движением нащупываю в вазе салал.

— Она мне насрала! — вопит высокий молодой человек с гладко зачесанными черными волосами до плеч.

— Куда? — испуганно высовываюсь из холодильника, прикрывшись салалом.

— В душу! — ревет он. — Конкретно насрала мне в душу! Вы не могли бы собрать все говно, которое у вас есть, и сунуть ей в букет?!

Таня смотрит на него из-за прилавка застывшим взглядом. Просвечивает его, как рентгеном, будто ищет в нем что-то, известное ей одной.

— А какого цвета… ну, говно то есть? — уточняю я.

— Чер-р-рного! — ревет молодой человек.

— Подождите! — всплескивает руками Таня, ожив в каком-то новом состоянии. — Не надо черного!

— А какого? — жалобно спрашивает он.

— Никакого… — торжественно объявляет она.

Она заходит в холодильник, мы оба заглядываем туда же. Она, плавно покачиваясь над цветами, прикрыв глаза, бормочет себе под нос что-то похожее на заклятие колдуньи: «хризантема — не желтая, не белая, просто никакая. Роза — водянистая, как тина на болоте. Трава… трава — желтая, колючая… Чтоб в душе у нее вот так же букет этот распустился, как у него — боль».

Перевожу испуганный взгляд на молодого человека. Он отвечает мне таким же. Теперь я понимаю, что она так пристально искала в его груди — возможности покреативить и создать новую бомбу.

Она раскладывает цветы над прилавком, ее лицо серьезнеет, руки тяжелыми птицами порхают над цветами. Можно подумать, он собирает похоронный венок. Критически оглядывает его, прищурившись. Достает из ящичка баллончик с коричневой краской и забрызгивает хризантемы.

— Похоже на жидкое говно, — комментирую я, а Таня, взглянув на меня, вздыхает тяжелее прежнего.

— Спасибо, — он осторожно берет букет из ее рук. — Он действительно никакой…

Когда он уходит, Таня в изнеможении опускается на табурет. Я облокачиваюсь о лесенку, на ступенях которой стоят горшочки с вьющимися цветами.

— А раньше я ремонтировала трансформаторные будки, — никаким голосом говорит она. — После института тебе ж никто не дает кресла министра. Все — с низов. Бригада была хорошая, приезжали на подстанцию, устраняли неполадки… А потом ушла во флористику. Знаешь, есть флористы от бога, у них где-то вот тут букеты рождаются, — она показывает на грудь.

— В сердце что ли? — уточняю я.

— Нет, чуть выше. Наверное, в душе. А я что? Простой ремесленник. Я — не мастер.

— Тань, ты — мастер, — окончательно расчувствовавшись, говорю я.

— Да откуда ты знаешь? У тебя ж работа не творческая.

— Просто поверь мне, я знаю.

— А красивый он, да? Этот парень. Смуглый такой, высокий…

— Не в моем вкусе, — говорю я. — А ты что, влюбилась в него?

— Нет! Нет! — она машет на меня руками, и момент странной тоски, наступивший в салоне после сотворения «говняного» букета, разрушается. Может быть, цветы, сонно наблюдающие за нами из-за стекла, только притворяются, что спят, а, на самом деле, источая запахи, влияют на наше настроение, как захотят? То мы счастливы, то ждем нового года, а то тоскуем по тому, что было и чего еще не было.

— Просто мне никто никогда не дарил цветов, — говорит Таня. — Все думают, раз я работаю с цветами, то мне трудно угодить. А я была бы так рада пусть самому маленькому цветочку.

Теперь цветы насылают на меня слезливое настроение. Отворачиваю слезящиеся глаза от Тани, подхожу к холодильнику и расплющиваю по стеклу нос и губы. Хочется прорваться к цветам за перегородку и заснуть вместе с ними.

— Ты слышишь, как они поют? — поворачиваюсь к Тане.

— Нет, — под ее взглядом я снова становлюсь тупее всех тупых.

— Но они поют. «Нас тошнит от вашей манерности — это уж слишком, — на цветочный лад переиначиваю песню Zaz. — Хватит лицемерия! Мы его не хотим. Нас тошнит от ваших шаблонов! Посмотрите на нас… Нам не нужна ваша вычурность. Мы такие, какие есть».