Другая дорога - [4]
Вот кора обожженного дерева: в него ударила молния и оставила метку. Она напомнит мне «М». А это…
Аяэль вытащил из мешка луковицу ландыша, пучок сухого укропа и тот самый череп, который отдал ему Желтопузик. Он положил их рядом: луковица – «Л», укроп – «У», череп – «Ч».
Мгновение или два смотрел Аяэль на луковицу, пучок укропа и череп – и вдруг понял: они сложились! Получилось «ЛУЧ».
«ЛУЧ»!
Он выскочил из укрытия, обежал вокруг камня, тут же вымок до нитки, снова залез в пещерку и снова взглянул на луковицу, пучок укропа и череп. И опять получилось «ЛУЧ».
– Ха-ха! – закричал Аяэль. – Ты слышал, Насмешник? Ха-ха! Вот он, «ЛУЧ», лежит предо мной, видимый и беззвучный. А когда мне захочется, я заставлю его звучать!
«ЛУЧ», «ЛУЧ», ЛУЧ»!
«ЛУЧ», «ЛУЧ», ЛУЧ»!
Аяэль произнес это тысячу раз – в полный голос и шепотом. И даже придумал песню из одного слова «луч». Смотрел на луковицу, пучок укропа и череп – и пел свою новую песню! А потом танцевал и пел. Его волосы слиплись, по спине бежала вода, под ногами чавкала глина – но он ничего не чувствовал.
«ЛУЧ», «ЛУЧ», ЛУЧ»!
«ЛУЧ», «ЛУЧ», ЛУЧ»!
Потом Аяэль вернулся в пещерку и выложил слово «ДОМ».
И снова бегал и пел. Повозился еще немного – и получилось «ТУЧА».
«Ах! – вздохнул Аяэль. – Я счастлив. Невидимое стало зримым! А видимое, но неслышимое я заставил звучать!»
Дождь наконец прекратился. Аяэль вышел на дорогу. Солнечный луч нашел рваное место в туче и пробился наружу. Другие бросились следом – сверкающие и жаркие. От плаща Аяэля пошел пар.
Аяэль прищурился, подставил лучам лицо, потом развязал свой мешок – и выложил «ПАР» – прямо на дороге.
И опять танцевал и пел.
И снова шел легким шагом.
И дорога вела его.
И он был будто пьяный.
Его опьянило счастье.
Он совсем забыл про свои белые волосы.
Про то, что они стали белыми вовсе не от муки.
Ведь он не топтался возле Толстой Стряпухи! Это сделало время. И время однажды положит конец его человеческой жизни. И положит конец его песням.
Его опьянило счастье – и он забыл о смерти.
Он сказал сам себе:
«О, как я много понял! Как здорово все придумал! Если я найду что-то для “С”, то смогу выложить “СОЛНЦЕ”».
Он гордо расправил плечи и быстро взглянул на небо.
«Да, я выложу “СОЛНЦЕ”. Оно будет лежать предо мной – видимое и беззвучное. А если я захочу, то заставлю его звучать. Я пропою его или оставлю немым. Я буду его повелителем! – так сказал себе Аяэль и добавил: – А если захочу – наступлю на “СОЛНЦЕ” ногами. И тогда меня убоятся все, кто об этом узнает. Потому что больше никто не может наступить на солнце ногами! Ищи свое “С”, Аяэль!»
И он пошел быстрее, оглядываясь по сторонам.
Но сколько раз он ни повторял: «Смотри, Аяэль, и слушай!» – ничего не случалось.
Аяэль слишком торопился. Слишком много думал о том, как наступит на «СОЛНЦЕ». Поэтому он плохо слушал и очень плохо смотрел.
Сменялись луна и солнце. Сменялись поля и леса. А Аяэль все шел. Плащ его полинял и порвался, посох совсем почернел. Заплечный мешок все больше напоминал уродливый горб.
Но ничего не случалось.
И вот как-то раз Аяэль пришел на лесную опушку, к большому ветвистому дереву. Высоко-высоко в ветвях он разглядел дупло, а возле дупла… зверька?
«Какой странный зверек. Похож на толстую белку», – сказал сам себе Аяэль.
Тут толстая белка решила перебраться пониже. На Аяэля посыпались сухие листья и веточки.
– Нет, это не толстая белка, а тощенький медвежонок, – недовольно сказал Аяэль и смахнул с себя листья.
А тощенький медвежонок взял да и спрыгнул на землю – и оказался мальчишкой. Лохматым и востроносым, с большими глазами. Мальчишка смотрел приветливо.
И Аяэль спросил:
– Так ты не толстая белка?
Мальчишка покачал головой.
– И не тощий медведь? – на всякий случай уточнил Аяэль. – Как же тебя зовут?
– Там, где я раньше жил, меня звали Глазастым Уродцем. А кто подобрее – Глазастиком. Только таких было мало.
– И что ты делал на дереве?
– На дереве? Я там живу. Убежал сюда и живу. Забираюсь в гнездо – и ночую.
– Отчего же ты убежал?
– А меня извести хотели, – грустно сказал Глазастик.
– Ты украл что-нибудь? Оскорбил старейшего?
Глазастик затряс головой:
– Я б никогда… Но они подумали… Они решили, что я колдун… А тебя как зовут?
– Я Аяэль, поэт.
Глазастик уставился на Аяэля:
– Но… ведь их не бывает?
Аяэль удивился:
– Как это не бывает?
– У скукотцев… ну, там, откуда я убежал… говорят, что поэтов нет. И не было никогда. А что бывают только, – Глазастик понизил голос, – проходимцы и дармоеды. И еще колдуны, – он перешел на шепот. – Колдунов отдают всеедам. Вот меня и хотели отдать. Но ведь я не колдун… Просто я… – тут он перебил сам себя: – А что у тебя в мешке?
– У меня-то? Такие вещички… Вроде бы обыкновенные. А на самом деле – сокровища. Чтобы слышимое делать видимым.
– О! – Глазастик пришел в восторг. – Я еще не встречал никого, кто умеет слышимое делать видимым. Ты не просто поэт. Ты волшебник. Или это одно и то же?
«Волшебник? Почему бы и нет?» – Аяэлю понравилось то, что сказал про него Глазастик.
– Сейчас я тебе покажу, как я творю волшебство. – Аяэль развязал свой мешок. – Это зернышки тмина. Когда я на них смотрю, то вспоминаю «Т». Так звук «т» умирает, как только закроешь рот. Но я решил, что он будет беззвучно жить в зернышках тмина. А это бузинные бусы.
