Друг стад - [52]

Так же требуются минимум две собаки, предпочтительно дворняги, — в ходе любой ветеринарной процедуры они патрулируют загон и область вокруг раскола. Собака Номер Один назначается «рогоносом». В ее обязанности входит проворно собирать только что удаленные рога. Далее рога поступают в полное песье распоряжение, — при условии, что пес слопает их тут же, на месте, или зароет на пастбище в преддверии будущих, неурожайных на рога деньков. Рожки молодых телят еще вполне мягкие, так что собака с крепкими зубами легко с ними управится. Рога взрослых коров представляют собою твердую кость, однако погрызть их приятно, — а заодно и зубы чистятся. Хороший «рогонос» уплетает рога за обе щеки, до тех пор, пока ветеринар с хозяином не обеспокоятся о его здоровье.

— Бак, да ты словно арбуз проглотил! Может, хоть этот закопаешь? сочувственно советуют псу. Но Бак, по-собачьи ухмыльнувшись, облизывается и глаз не сводит с раскола, предвкушая новое угощение. Однако со временем приходит черед и церемонии погребения рогов. Меня всегда изумляло, как проворно первостатейный рогонос подхватывает рог с земли, отбегает в сторону, выкапывает яму, возлагает туда рог, забрасывает его землей и возвращается за следующим, — причем зрители даже заметить не успевают, что происходит.

Видел я, как владельцы сурово отчитывают рогоноса, когда тот, раздувшись, что твой шар, начинает пренебрегать своими обязанностями. Но даже мировому чемпиону-рогоносу с двумя сотнями рогов так быстро не управиться; так что, когда перед расколом вырастает небольшая горка, бедному псу необходима небольшая передышка.

Собака Номер Два присутствует лишь в качестве дополнительного раздражителя. Иначе говоря, этот пес досаждает коровам, пытаясь цапнуть их через забор, однако людей донимает куда сильнее, постоянно вертясь под ногами и гавкая не с той стороны от животного. В результате над толпой не умолкает угрожающий гвалт.

— Растус, пошел домой! — неумолчно орет кто-нибудь, швыряя комья глины, камушки и рога в безмозглую дворнягу. Стоит снаряду просвистеть в опасной близости от собачьей головы, и типичный пес-досаждала быстро-быстро поморгает немного, явно ожидая продолжения обстрела, затем подожмет хвост, пристыженно понурит голову и бочком-бочком сделает несколько шагов по направлению к дому. Однако заслышав шум и гвалт, — это очередную жертву с лязгом заперли в расколе, — он замрет, обернется, глянет на загон, оближется, усмехнется, — и в очередной раз глупость одержит верх над здравым смыслом. Отлично зная, что очень скоро в него вновь полетят камни, он вновь самозабвенно предастся ритуальному действу и станет лаять и пытаться укусить корову через просветы между обшивкой, пока кто-нибудь не рявкнет: «Растус, а ну, домой!» — и цикл повторится сначала.

Любая из этих собак может по совместительству выполнять обязанности третьей, факультативной категории, — категории «догонялы». Ее призвание состоит в том, чтобы преследовать и даже обгонять чужие машины, въезжающие на территорию фермы, — или выезжающие из таковой. Пикап ветеринара вызывает у таких собак особенный интерес.

Пожалуй, звание чемпиона среди всех «догонял» принадлежало псу по кличке Везунчик, жившему на ферме Хиллсмана, — помеси колли с грейхаундом. При его короткой шерсти и длинном, поджаром теле он был идеальным кандидатом для бега наперегонки с пикапом ветеринара, уезжающего с фермы по очередному вызову. И хотя Везунчик официально числился рогоносом, на моей памяти ему никогда не случалось обожраться так, чтобы не суметь поучаствовать в гонках, по крайней мере, в лучшие его годы. Обычно состязание наше начиналось, когда с последней коровой бывало покончено и оборудование загружалось в машину. Ополаскивая сапоги, я принимался за подготовку к гонкам, — начинал подзуживать и дружески поддразнивать пса, а Везунчик с каждой моей фразой приходил все в большее возбуждение.

— Ну что, приятель, готов? Уж сегодня-то я тебя обставлю, так и знай! Ну, давай, Везунчик, пошли! — говаривал я. Везунчик вертелся колесом, лаял, с длинного высунутого красного языка срывались капли слюны, а глаза следили за каждым моим движением. Наконец я запрыгивал в грузовик и медленно, задом выезжал из огромного амбара. Смачный шлепок ладонью по двери — и гонка начиналась!

S-образная, посыпанная гравием подъездная дорожка от амбара к окружной дороге, мощеной щебнем пополам с гудроном, тянулась на четверть мили. По правую ее руку раскинулось поле люцерны, по левую — пастбище, заросшее овсяницей. Если я обходил пса на старте, и если овсяница по левую сторону вымахала еще не слишком высоко, Везунчик подныривал под забором у поворота налево, перебегал прямо перед грузовиком на правую обочину, и сотни две ярдов несся что было духу по прямой. Затем дорога сворачивала вправо, пес снова нырял под забор и еще ярдов тридцать мчался чпрез люцерну, после чего снова подлезал под проволокой для небольшой пробежки по мощеной дороге, после чего и машина, и пес слегка притормаживали. Тут-то и наступал момент для моего коронного трюка: я пытался обдурить пса и, делая вид, что сверну направо, выруливал налево, — или наоборот.