Дрозд - [10]

Но прежде — душ. После всех событий последних пятнадцати часов, перелетов, блужданий по охваченному бураном Нью-Йорку и всего прочего, Грофилду требовался не только отдых, но еще и омовение, и успокоение. Вероятно, слишком большое нервное напряжение не даст ему забыться, как бы ни хотелось спать, но душ во многом поправит дело.

Поэтому Грофилд принял душ, предварительно усеяв своей одеждой путь от середины комнаты до ванной. Он стоял под горячими струями с поникшими плечами, опущенной головой и отвисшей челюстью, стоял до тех пор, пока напряжение не начало ослабевать. Веки перестали нервно дрожать и отяжелели, и Грофилд понял, что теперь сможет уснуть. О да, теперь-то сможет.

Он вылез из-под душа, вытерся насухо и голышом вошел в комнату. Но так и застыл в дверях. На стуле у дальней стены сидела юная угольно-черная негритянка в зеленом брючном костюме, похожая на Робина Гуда, готового отправиться в набег с шайкой боевиков. Она оглядела Грофилда с ног до головы и сказала, будто обращаясь к себе самой:

— А он меньше.

— Нет, не может быть, — пробормотал Грофилд.

— Поверьте моему слову, — ответила она.

— Не может быть, чтобы Господь наш был столь жестокосердечным, — сказал Грофилд. — Я хочу только лечь спать и больше ничего. Я не желаю усложнять себе жизнь.

— Ничего сложного, — быстро ответила девушка. Несмотря на свой костюм защитного цвета, она выглядела сногсшибательно: большие сияющие глаза, коротко остриженные волосы, очень густые и курчавые, едва заметный британский выговор. — Ничего сложного, — повторила девица. — Все, что от вас требуется, это сказать мне, кто и зачем прислал вас сюда. А потом я уйду, и спите себе на здоровье.

— Врач, — ответил Грофилд. — На воды.

— Что?

— Меня отправил сюда мой врач. На воды.

— Какие воды? — Она скорее рассердилась, нежели растерялась.

— Меня ввели в заблуждение. Все из-за Хамфри Богарта и Клода Рейнса с их «Касабланкой», это фильм сорок второго года. Надеюсь, вы найдете выход, поскольку вы уходите, — забормотал Грофилд и поплелся к кровати.

Теперь уже растерянность взяла верх над раздражением.

— Что вы, черт побери, такое плетете?

— Почем мне знать? Я сплю. — Грофилд стащил с кровати покрывало и бросил его на пол.

— Слушайте, вы! — вскричала девица, наставляя на Грофилда палец. — Я вас по-хорошему спрашиваю. Если не ответите, вместо меня придет другой человек, поладить с которым будет потруднее, чем со мной.

Грофилд зарылся в накрахмаленные простыни.

— Не забудьте захлопнуть за собой дверь, — сказал он и без сил откинулся на подушку.

— Эй! — позвала девица. — Эй!

Глаза Грофилда закрылись. Может, она говорила что-то еще, но ее слова потонули в мягком шелесте крыльев Морфея.

Глава 6

Где-то горел свет, и Грофилд видел тусклую багровую пелену. Он очень медленно пришел в сознание и сначала понял, что это просвечивают его веки, а уж потом только до него дошло, что он проснулся. После этого он еще какое-то время пролежал, пытаясь сообразить, кто он такой, где находится, что с ним случилось в недавнем прошлом и что ему со всем этим делать. Кроме мыслей, его терзал еще и жуткий голод.

Грофилд не хотел открывать глаза, поскольку знал, что свет ослепит его, и ему потребовалось довольно много времени, чтобы решить, каким образом избежать необходимости разомкнуть веки. Наконец Грофилд, зажмурившись посильнее, перевернулся на другой бок, а когда багровая пелена исчезла, открыл глаза и увидел окно, завешанное толстыми шторами. Выходит, источник света был внутри комнаты, а не за ее пределами.

Зашелестела переворачиваемая страница. Книжная страница.

Этот звук ни с чем не спутаешь.

Неужели девица еще здесь и ждет его пробуждения? Господи, сколько же она тут просидела? Который теперь час? Грофилд высвободил левую руку, запутавшуюся в простынях. На запястье, разумеется, ничего не было: часы остались на полочке над раковиной в ванной.

Грофилд был зверски голоден.

Снова прошелестела страница.

Сейчас ему вовсе не хотелось еще одного свидания с этой девицей. Правда не хотелось. Он, помнится, собирался заставить себя проявить твердость, отшить негритянку и не заниматься глупостями. Ну, возможно, назначить ей свидание в рабочее время, если она будет очень уж настаивать.

Грофилд собрался с силами, перевернулся на спину, сел и посмотрел в добрые глаза Генри Карлсона.

— Вот и проснулись, — сказал тот.

— Я вас знаю, — ответил Грофилд.

— Кен показывал вам мою фотографию. А я, разумеется, видел вашу. Признайтесь, ее ведь подретушировали?

Обиднее всего было то, что вопрос прозвучал ничуть не злорадно. Казалось, Генри Карлсон задал его без всякой задней мысли и искренне желает получить ответ.

— Разумеется, нет, — сердито пробурчал Грофилд.

— О, я не хотел вас обидеть.

— Ничего, по утрам я всегда не в духе.

— Едва ли сейчас утро, — ответил Карлсон и посмотрел на часы. — Двадцать пять минут четвертого. Пополудни, — укоризненно уточнил он.

— У нас, контрразведчиков, день ненормированный. Карлсон тотчас же превратился в живое воплощение чопорности.

— Весьма плоская шутка, знаете ли.

— Это не шутка.

Было заметно, что Карлсон изо всех сил старается выказать дружелюбие по отношению к мелкой сошке.