Древо жизни. Том 1 - [33]

Например, дитя захотело поесть – закричало, Матушка подошла, покормила. Да и сама она чувствовала, когда дитя хочет есть: когда груди наливались, в них скапливалось молоко. Раньше Матушка кормила дитя грудным молоком до трех лет, а при необходимости и дольше, оттого оно и росло крепким, а Матушка этим сохраняла свою молодость и силы.

– Подожди, это что получается – с дитя никто не нянчился?

– Нет, никто не нянчился. А почто с ним кто-то должен нянчиться?

– Ну, как! Это же беспомощный ребенок, захочет пить – а рядом никого нет.

– Захочет пить – закричит, мама придет и напоит его. И только.

– И все!? – возмущаюсь я. – Да они изверги! Ну, дают!

– А что тебя так в этом беспокоит?

– Ну, как? Я еще могу предположить, что грудное дитя положили под дерево, и оно лежит себе, но большенький-то – чего-нибудь наестся, куда-нибудь завалится, или случайно дикий зверь забредет, я не знаю… Да просто в туалет захочет!.. Что тогда?

– Очень просто. Дитя как в младенческом возрасте, так и постарше – одно дитя. Вначале оно по земле валяется, с природой общается, птиц слушает да им подражает, а потом у него интерес к другому окружающему пробуждается, и оно начинает тянуться к веткам, травке, птицам, букашкам, таракашкам… Та к дитя познает свою плоть и как ею пользоваться в мире плоти. Например, как он познает, как необходимо ему брать в руки травинку, букашку, веточку. Самому переворачиваться, ползать, лазить, говорить.

– И что – не орал? – с удивлением спрашиваю тетю Наилю.

– Нет, не орал, – подражая мне, отвечает тетя Наиля.

– Странно… Мне мама рассказывала, что я горластый был, все на руки просился и с рук не слазил. Только поначалу, когда принесли из роддома, с месяц тихо в кроватке лежал – все приглядывался да мух гонял.

– Изучал дом да жителей его. А как только изучил, что тогда тебе доступно было, затребовал еще чего-нибудь для изучения. Тогда и закричал, что было мочи. Вот только тебя Матушка не услышала. Она взяла на руки и увидела твой плач, как то, что ты к ней на руки просишься. А потом тебе это понравилось: ведь она на месте не сидит, а ходит, и тебе приятно, что есть возможность познать шире мир, в который ты пришел. Так?

– Не знай, не знай… По-моему, ты чего-то тут наговариваешь.

– Ну, что ж, давай посмотрим, что в то время происходило с тобой.

– Давай.

Мои детские исследования

Я потираю руку об руку: сейчас, мол, я ее и подловлю, а то несет всякую ересь. А я, как дурак, уши-то и развешиваю. А тетя Наиля начинает:

– Когда тебя принесли из роддома, тебе разве неинтересно было, куда ты попал?

– Интересно. Еще как!

– И как ты свое любопытство иссушал?

– Изучал дом, тех, кто в нем живет.

– А как ты это делал?

– Я внимательно разглядывал все вокруг, прислушивался к каждому звуку да к самому себе: что, мол, со мной происходит. Изучал, как ползает муха. Хотел ее схватить и познакомиться, но она все почему-то улетала. Любил паука разглядывать у лампочки, разговаривать с ним. А он почему-то мне постоянно говорил: «Не суетись, не суетись». Иногда он ко мне спускался, и я с ним играл. Когда мама открывала окно, меня очень тянуло туда: я чувствовал, что там много нового, неизвестного. Та м кто-то чирикал, щебетал, мяукал, завывал, гоготал и кукарекал. Один раз я даже испугался, когда кто-то за окном так тяжело замычал. Я тогда был занят пауком – мы муху звали к нам поиграть, но она только огрызалась на нас да еще изредка кусалась.

Когда меня выносили в большую общую комнату, я любил играть с солнышком: оно немного ослепляло меня, заставляло отворачиваться, а потом помогало да поддерживало меня, когда я сам начинал переворачиваться с одного бочка на другой, со спинки на живот, мягко обнимая своим теплым лучиком. Когда я научился поворачиваться, то лучик играл со мной в догонялки. Вот только после он почему-то с каждым днем стал приходить реже и реже, а потом совсем забыл меня, и стало холодно… А вернулся он ко мне тогда, когда я уже научился ходить, и с ним снова стало тепло. Только паучок никогда от меня не уходил – он всегда был рядом. Даже иногда спал вместе со мной на подушке, и мне было с ним спокойно. Вот.

– Та-а-ак. А когда ты изучал мир, как ты себя чувствовал?

– Хорошо, спокойно, уверенно.

Мои заблуждения в исследовании Земли Матушки

– Тогда почто ты говоришь, что дитя нельзя оставлять одного под кустом или деревом? Ты же оставался, и ничего страшного с тобой не произошло?

– Та к я был дома в чистоте, а здесь – земля, грязь, всякие растения, букашки, которые кусаются…

– Та к значит дома – чистота, а земля – это грязь?

– Да, грязь, – с гордостью утверждаю я сказанное.

– Тогда скажи, ты, когда сам изучал мир, какал?

– Да.

– И тебе нравилось копаться в своей какашке?

– Да.

– А тебе было плохо от того, что ты в своей вонючей, липкой какашке ковырялся да пробовал ее на вкус?

– Нет. Но это же не земля.

– Да? А что же это такое?

– Это то, что во мне переработалось и из меня вышло.

– А что это такое?

– Ну-у-у… переработанная пища… То… мертвое во мне… отчего мой организм освобождается…

– А что это такое? – настойчиво стоит на своем тетя Наиля.

– Ну, уж не земля, это точно.