Древо жизни - [29]

Я вновь приступил к генералу Зурову с расспросами, кто такой князь Ш. и почему вокруг его персоны, пусть и убитой, закрутилась такая катавасия, но генерал не смог удовлетворить мое естественное любопытство. Лишь добавил напоследок:

— Есть определенные силы, которые хотели бы придать убийству князя политическую окраску, — тут он кстати вспомнил уже описанное мною дело об убийстве князя Людвига фон Аренсберга, военного австрийского агента, — это было самое блестящее расследование в новейшей истории России, — попытался польстить мне градоначальник, — то, что вам удалось доказать, что это было заурядное убийство с целью ограбления, предотвратило большие международные осложнения. Граф Адлерберг уведомил меня, что последствия убийства князя Ш. могут иметь гораздо более серьезные последствия для спокойствия державы, поэтому надо соблюдать большую осторожность, в выводах. Мы все очень надеемся, что вам и здесь удастся… — тут он немного помолчал, — выпятить уголовный элемент.

«Интересно, что может быть серьезнее военного конфликта с Австро-Венгрией, о котором заговорили сразу после убийства князя Аренсберга?» — подумал я.

Дело, еще в сущности не начавшееся, приобретало все более таинственный и даже зловещий характер. Но я еще не был на месте преступления!

* * *

Дом, где было совершено преступление, я хорошо знал, вернее, не раз обращал на него свое внимание. В ряду расположенных на Большой Конюшенной улице домов он единственный был задвинут внутрь от мостовой, не соприкасался с соседями и был окружен как бы небольшим парком, обнесенным узорчатой кованой оградой. Еще этот дом удивлял меня тем, что почти во все время года стоял нежилым с закрытыми плотными ставнями окнами на всех трех этажах.

Сейчас же все ставни были откинуты, более того, на высоком первом этаже одно из окон, второе от угла, было распахнуто настежь, невзирая на морозную погоду. У ворот, сдерживаемая двумя городовыми, стояла толпа зевак, среди которых я отметил трех субъектов гнуснейшего вида. Я показал на них глазами генералу Зурову, спрашивая, не его ли люди. Он отрицательно покачал головой. «Значит, газетчики, — решил я, — как видно, неизвестный Очевидец не поленился обойти еще несколько газет, редакторы которых поспешили воспользоваться правом первой ночи, пренебрегая долгом».

Мы немедленно прошли в дом, в прихожей которого нас уже дожидались товарищ прокурора, два следователя, врач, еще несколько неизвестных мне лиц чиновного вида, а также четверо понятых, безуспешно пытавшихся скрыть унтер-офицерскую выправку под одеяниями швейцаров и дворников. Завидев генеральские мундиры, они встали по стойке смирно, выкатив от усердия глаза, и так, по-моему, и простояли все время, не проявляя излишнего любопытства к следствию. Все же остальные пребывали в возбуждении, но никто не смел переступить порог кабинета князя, где, по словам чиновника Озерова, и произошло убийство.

Я решительно потянул на себя двустворчатую дверь кабинета, сделал по инерции несколько быстрых шагов вперед и … остановился, потрясенный увиденным. Полностью обнаженное тело несчастного князя было распято на дальней стене кабинета, распято буквально, в полумраке кабинета явственно виднелись изогнутые головки металлических костылей, пронзивших кисти и ступни убитого. Над его головой, почти под самыми хорами, были намалеваны черной краской шестиконечная звезда и надпись IХЦВР.

(Северина буквально подбросило на кровати. Первой его мыслью было, что он заснул за чтением, и все это ему привиделось в кошмарном, иначе не назовешь, сне. Он на всякий случай ущипнул себя за руку, раскрыл свалившуюся на пол книжку и принялся читать дальше.)

Мне не пришлось дважды просить высоких особ покинуть помещение. За ними поспешили ретироваться и большинство из неизвестных мне лиц. Я приказал зажечь все лампы в этой части кабинета и приступил к осмотру.

Сначала несколько слов о кабинете князя, ибо и он был необычен, как и все в этом деле. Вероятно, раньше это была зала для больших приемов, она занимала всю правую половину первого этажа. Потолки было чрезвычайно высоки, около трех саженей, поверху, вдоль дальней и глухой левой стороны тянулись хоры, на которых представлялись музыканты со скрипками и трубами в руках. Так, наверно, и было во времена оно — дом был явно построен еще в прошлом веке, теперь же и хоры и почти вся левая стена были заняты полками с книгами. Такого количества книг я никогда в жизни не видел, наверно, здесь было собрано все, изданное в нашей державе от сотворения книгопечатанья, а оставшееся место занимали книги иностранные, которых тоже было преизрядно. Картин и портретов к моему большому удивлению не было вовсе, их заменял небольшой киот в переднем углу с иконами старого письма. Перед иконами теплились лампадки.

Посередине кабинета ближе в левой стене стоял письменный стол, рядом с ним открытое бюро с множеством ящичков, некоторые из которых были выдвинуты. Стол и бюро были под стать комнате, огромных размеров и старинной работы.

На правой стене было шесть окон, в сажень высоты и около двух аршин ширины, все они, за исключением одного, были скрыты плотными бархатными шторами. В это единственное окно, то самое распахнутое, которое я заметил еще с улицы, врывались потоки холодного воздуха, несмотря на это, в кабинете было не холодно. Тепло шло от стен, обтянутых дорогими шелковыми обоями.