Древо возможного и другие истории - [9]

— В чем дело, ты чего? — оказывается, спрашивает прохожий.

Протез-толмач подсказывает Пьеру слова: «Нужно сообщить в полицию». Тут собеседник Пьера замахивается дубиной и точно рассчитанным ударом оглушает туриста. Теряя сознание, Пьер успевает увидеть, как прохожий удирает с его кожаной сумкой.

Пьер приходит в себя, когда какая-то девушка накладывает ему жгут. Острым ножом она ранит его прежде, чем он успевает ей помешать; из раны хлещет кровь.

— Что вы делаете, несчастная?

Девушка пожимает плечами.

— Кровопускание, конечно. Вам стало плохо, я притащила вас к себе, а вы на меня кричите в благодарность!

Она хохочет, потом хватает влажное полотенце и вытирает ему лоб.

— Лежите спокойно, вас еще лихорадит. Не нужно было драться на улице.

Пьер потирает себе голову… вспоминает, что на него напали в тупике Душегубов… И украли сумку с прибором, который должен помочь ему вернуться в свое время!

Он совершенно подавлен, он понимает, что навсегда остался узником прошлого.

Пьер медленно поднимает глаза на свою спасительницу. Девушка молода, грациозна и не лишена известного очарования. Но одно сильно смущает Пьера. От нее пахнет, как в зверинце. Она, видимо, не мылась с самого рождения.

— Что такое? — спрашивает барышня.

Еще того хуже, когда она говорит. Из ее рта несет гнилью, а вид черных зубов ужасен. Она, несомненно, не знакома ни с зубной пастой, ни с дантистами, может быть, лишь с зубодерами. Скорее всего она ни разу в жизни не чистила зубы.

— У вас нет аспирина? — спрашивает Пьер.

— Чего?

— Ой, извините, я хотел сказать, отвара коры плакучей ивы.

Девушка сдвигает брови.

— Вы знаете лекарственные травы?

Она настораживается и разглядывает Пьера так, словно уже жалеет, что спасла его.

— Вы случайно не колдун?

— Нет, вовсе нет.

— Во всяком случае, вы очень странный, — замечает она, нахмурившись.

— Меня зовут Пьер. А вас?

— Петронилла. Я дочка сапожника.

— Спасибо за то, что спасли меня, Петронилла, — говорит он.

— Ох, наконец-то немного благодарности. Я вам приготовила гоголь-моголь, господин странный странник, всему удивляющийся и сам удивляющий.

Она приносит ему неаппетитный желтовато-белый отвар с плавающими в нем кусочками хлеба и репы. Пьер проглатывает жирную жидкость, ему хватает ума не просить ни чая, ни кофе.

— Можно подумать, что, с тех пор как вы пришли в себя, вы не в себе, — продолжает девушка.

— Понимаете, я приехал из провинции, где люди помешаны на банях и…

— Бани? Парильни, вы хотите сказать?

Она объясняет Пьеру, что эти места телесных омовений давно превратились в места разврата. Более того, ученые установили, что от горячей воды кожа трескается и организм отдан на волю всем заразным ветрам, и подозревают, что пресловутые парильни — рассадники чумы.

«Видимо, эти заведения вызывают недовольство Церкви», — думает Пьер.

Слова Петрониллы подтверждают его догадку:

— Господин кюре запрещает нам посещать парильни. Он говорит, что добрым христианам нечего делать в местах, где жарко и влажно, словно в аду.

«Забавно будет по возвращении написать диссертацию о гигиене в XVII веке», — приходит в голову Пьеру.

— Ну, хватит разговоров, отдыхайте, — приказывает девушка.

Будит его караул, пришедший арестовать его. Петронилла донесла на него. Пьера обвиняют в колдовстве, торжественно препровождают в тюрьму и бросают в застенок, где уже сидят двое заключенных.

— За что вы сюда попали?

— За колдовство.

— А вы?

— За колдовство.

— Все за колдовство?

Пьер замечает предмет, выглядывающий из-под жилета одного из сокамерников.

— У вас есть фотоаппарат!

— А что, вы знакомы с фотографией? — восклицает тот.

— Конечно, я из XXI века. А вы?

— Тоже.

Пьеру становится легче.

— Я в отпуске, — рассказывает он. — Мне не повезло. Сначала я пострадал от ловкой руки, потом от святого креста. И вот теперь попал сюда.

— Мы все здесь туристы по прошлому! — замечает третий пленник.

— Да, и они принимают нас за колдунов.

Откуда-то доносятся жуткие вопли, трое задержанных трепещут.

— Мне страшно. Что они с нами сделают? Конечно же, станут пытать, пока мы не сознаемся в сговоре с сатаной, — вздыхает обладатель фотоаппарата. — А потом повесят на Соколиной горе.

Пьер думает, что скоро сам будет выращивать мандрагоры. Он весь во власти воспоминания о повешенных с их синими языками и головами, на которых сидят вороны. Как это далеко от Версаля и пьес Мольера. Ох, если бы он не потерял свою машину времени! Он шевелится, и ржавые цепи впиваются в запястья.

Третий «колдун» сохраняет полную невозмутимость.

— А вы не очень-то переживаете, — говорит ему Пьер Люберон.

— Я подписал страховой контракт с «Темпоро-помощью». Если я в течение трех часов не подам условный сигнал, они меня переместят автоматически. Что, кстати, скоро и произойдет.

И он действительно внезапно исчезает, оставив после себя лишь пустые обвисшие цепи и легкий синеватый дымок.

— Это только укрепит подозрения наших тюремщиков, — замечает другой турист и дует, стараясь рассеять дымок, который можно принять за колдовской.

Пьер, терзаемый острой тревогой, кусает губы.

— Ах, если бы я тоже подписал контракт с «Темпоро», как мне советовали…

Дверь темницы со зловещим скрипом отворяется, и входит человек внушительного роста, в красной маске, закрывающей пол-лица. Это палач. Лицо его, кажется, знакомо Пьеру Люберону. Эта черная борода… Да ведь это Ансельм Дюпре, составитель «Руководства для путешественников по времени»! Что он здесь делает? На секунду у Пьера возникает надежда, что Дюпре явился, чтобы спасти его. Но времени больше нет. Вооруженные люди тащат Пьера к виселице, а Дюпре готовится предать его казни.