Древо света - [64]

— Что вам надо? — Статкус нервно сбросил его руку. Уже многие годы не доводилось сталкиваться нос к носу с подобными субъектами, почитай, с тех пор, как ездил в родные края.

— Жена, спрашиваю, или… подкадрил? — плечом и настырным шипением напирал парень, энергично обдавая его запахом смеси разнообразнейших напитков. Как ни выкручивай голову, хоть шею сверни, не избавишься от ядовитых паров. Волна за волной накатывала, душила тошнота. Статкус почувствовал: долго не выдержать, задохнешься, не успев сообразить, в какое дурацкое, почти иррациональное положение попал, уверовав в искренний порыв дочери. Рядом с каким-нибудь завсегдатаем кино пьяный наверняка бы блаженно уснул. А тут… Разве твоя вина, что его будоражит одна-единственная, ни на мгновение не отклоняющаяся в сторону мысль?

Трезво подумалось: ответить, что рядом дочь. Пьяного молодца бесило, что старик подцепил такую молоденькую чувиху, кажется, так называют они девушек. Такое уже случалось. Как-то Статкуса едва не избили на Зеленых озерах[9], где прогуливались они с пятнадцатилетней Нерингой, а вслед за ними тащились занюханные длинноволосые юнцы и громко возмущались лысыми кобелями, уводящими самых хорошеньких девочек. Тогда он улыбался, настроение было лучезарное, а тут тяжело жмет сердце и мутнеет в глазах. Бросить, мол, дочь — нетрудно, но нализавшийся тип может решить, что это со страху. Ну уж пет! Чего никогда не было, того и сегодня не будет.

— Тише, — прошипел он и приложил палец к губам. — Вы в общественном месте, гражданин, не дома.

— Чего? Ты у меня пошикаешь! После кино встретимся… — Сосед отпрянул, словно его за шиворот дернули. Разумеется, недалеко, их локти соприкасались.

Во всем огромном зале нечем было дышать. Стучало в висках, в горле, в кончиках пальцев, словно у него, Статкуса, было множество маленьких, слабосильных, спешащих друг другу на помощь сердечек.

— Что с тобою, милый? — Неринга обернулась к нему, разинутый ротик ловил воздух. Глянула на соседа, который уже храпел, откинув голову. — Хи-хи-ха-ха!

— Смеешься… Тебе смешно?

Сжал зубы, чтобы не застонать. Болело сердце. Болела душа. Теперь Нерингу веселили не дурацкие кадры, насмешило глупое положение, возникшее в их девятнадцатом ряду, развеселила его растерянность, вернее, старомодное чванство. Показалось, что отец упорствует из упрямства, не желая пойти на компромисс с другой, несколько более грубой средой. Испортит наивную, ее самое смутившую игру — посидеть вдвоем в кино, как уже, может, никогда больше не доведется сидеть. Ни на йоту не отступит от своих принципов, от иллюзии порядочности. Согласен сидеть в кино, как в зале заседаний? Но, скажите, какое же кино без людей, без глупого хихиканья, без… приключений?

— Ну, милый. Ну, не хмурься! Скоро потопаем домой. Хи-хи-ха-ха!

Снова ее прохладные пальчики, на сей раз на влажных, слипшихся от пота волосах. Он бы обрадовался, даже, может быть, удалось бы глотнуть воздуха, но дочь смотрела не на него. Забыв об искрящемся экране, разглядывала храпящего соседа. Это был взгляд женщины, оценивающей мужчину — не так уж плох! — а не дочери, кипящей от негодования. Проследив за ее взглядом, он и сам увидел: рядом никакой не голиаф — современно одетый рослый парень. Кожаная куртка, джинсы, словно спутанные ветром ржаные волосы. Постричь бы его, причесать… Фу, конечно, набрался, но не так уж плох, а, папа? В глазах дочери, встретившихся с его глазами, мелькнуло некое неодобрение или что-то другое, чего он не понял. Нежность? Пожалуй, нет. Невесть что мерещится в этой духоте и мельтешне мерцающего света. А может, девочка права, не надо обращать внимания: ну, перебрал парень. Кто в молодости не переоценивает своих силенок?

Статкус вновь окунулся в пестроту экрана, кто знает, когда опять попадешь в кино? «Порше» метался по дюнам, напоминавшим Ниду, выписывал восьмерки. Калифорнийские пальмы, золотой песок пляжей… Золото и ультрамарин, хоть горстями черпай за свой полтинник. Любопытные вещи случается увидеть на экране, подумал Статкус, но, не успев улыбнуться, вздрогнул. Что-то опаляло его огнем, прожигало насквозь. Что это? Откуда? Искра, усилиями духа и тела высеченная, жуткий взгляд сбоку — почти вплотную, кажется, вот-вот капелька пота из чужих пор переползет тебе на висок, покатится по щеке. Пробудившиеся, прорвавшие пелену опьянения глаза упорно стремились понять, почему им приходится буравить чей-то морщинистый седой висок, чтобы пробиться к пока неясной, манящей цели. Что это там? Бурав взгляда соскользнул с чванливой физиономии, ткнулся в сочные — хи-хи-ха-ха! — смеющиеся губы. Вот она, цель! Девчонка — люкс, а кадрится с этим бухгалтеришкой или докторишкой, который еще осмеливается учить его, как сидеть в зачуханном кинозале…

— Ты? За дверью встретимся! — почти дружески подмигнул, нашел наконец способ, как разрешить недоразумение.

Неужели такому… придется бить морду, чтобы защитить честь дочери? Покосился на широкие плечи, кулачищи на коленях, потом на Нерингу. Ее одновременно занимали два фильма — один на экране, второй здесь, совсем рядом: к отцу пристал и выпендривается славный, хвативший лишку парень. Хи-хи-ха-ха! Жаль, папа принимает все слишком близко к сердцу, поэтому ее лапка, рука бывшей лучницы, сочувственно похлопывает его по колену. Он дрожал от гневного напряжения.