Древняя русская история до монгольского ига. Том 2 - [10]
Таковы были особенности и отношения различных государственных сословий. Но эти особенности и отношения мы видим уже в самом проявлении, действии, событии: они отнюдь не были определены никакими правилами с ясностью, и не были с точностью разграничены. Никакой народ не представляет такого отвращения от обряда (формы), как русский. Да и нужды в этом обряде (форме) не оказывалось. В нашей истории все происходило смотря по обстоятельствам и решалось по усмотрению действующих лиц, по требованиям минуты, или соглашению, полюбовным сделкам в известное время; господствовали не правила, а обстоятельства, свободная воля, здравый смысл. О писанном праве никогда и помину нет, везде имеется в виду только живое право, как оно действующими лицами в данную минуту себе представляется.
Мы усматриваем несколько, очень мало, коренных обычаев, и то по большей части в их уклонениях, каковы: для князей — право старшинства, отчинность, провинность, для бояр — право перехода, для городов и волостей — вечевые собрания, для смердов обязанность платить дань, разделение волостей по городам.
Как ни мало было этих коренных правил, но часто не исполнялись и они, служа князьям только предлогами к спорам.
Князь наследовал по старшинству, но случалось, что являлся ему соперник, нарушавший его право и занимавший, ни с того ни с сего, его место (Всеволод Ольгович), или народ противопоставлял ему своего избранника (Изяслава Мстиславича). Иногда князь назначал себе сам преемника (Всеволод Ольгович), иногда народ выбирал его (Мономаха), и даже изгонял своего законного государя (Изяслава Ярославича). Иногда князья, по взаимному соглашению, сажали одного из своей среды на стол (Мстислава Изяславича).
Теряли волость князья за вину по приговору князей, которые, случайно, брали на себя эту обязанность.
Бояре имели право перехода, но случалось, что князь подвергал их заточению (Даниила заточеника), изгнанию (Владиславичей).
В одних случаях бояре выражали свою волю, в других — люди, те и другие требовали войны, или отказывались от войны, и князь должен был их слушаться.
Веча собирались, как случится: князем, против князя, боярами, простыми людьми.
НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ И СЛУЧАЙНОСТЬ В ДЕЙСТВИЯХ И ОТНОШЕНИЯХ КНЯЗЕЙ
Вспомним теперь события удельного периода именно с этой точки, в отношении к их случайности и неопределенности, подтверждая наше замечание об отличительном характере Русской Истории. Мы войдем в некоторые повторения, но они необходимы для ясности.
Ярослав разделил свое владение между пятью сыновьями: Изяслава посадил он в Турове, Святослава в Чернигове, Всеволода, любимого, в Переяславле, Вячеслава в Смоленске, Игоря во Владимире. Выбор стольных городов зависел, разумеется, от его воли и усмотрения.
К Черниговскому княжеству присоединены еще Муромская страна и Тмуторакань, а к Переяславскому Суздальская и Ростовская.
В Новгороде оставался сын Владимира, умершего незадолго до смерти отца, малолетний Ростислав, но Изяслав, ездивший туда во время кончины Ярослава, вероятно, присвоил стол себе с согласия новгородцев и назначил там посадником Остромира, как прежде Ярослав Коснятина.
На киевском столе братья должны были следовать по старшинству.
Старший брат должен был занимать отца место, а все прочее предоставлялось обстоятельствам, под влиянием некоторых обычаев, например, права старейшинства, права отчинного, и обязанности князей отвечать за вину волостью, как бояре отвечали головой.
Братья сначала жили мирно. Скончался (1057) один младший брат, Вячеслав, в Смоленске, и старшие братья переводят туда младшего Игоря из Владимира, по своему усмотрению, а наследство его присваивают себе. (Старший брат Изяслав не наделяет в правду прочих братьев, чем, вероятно, и возбуждает их злобу).
Потом вскоре умирает и Игорь. Его наследство братья делят на три части.
Малолетние дети умерших Ярославичей, Вячеслава и Игоря, остаются на руках у матерей, или у дядей, от которых должно было зависеть их будущее наделение, без отношения к их отчинам, а как случится.
Оставался в живых еще сын Владимира, брат Ярослава, Судислав, но о нем никто и не подумал, как о киевском законном наследнике: просидев 24 года в темнице, он только был освобожден, приведен к кресту, чтоб не идти против племянников и не искать их власти в ущерб им, вскоре постригся в монахи, а потом и умер.
Как сын первого полоцкого князя, Изяслава, получившего с матерью Рогнедой в особый удел, в отчину, Полоцк, Брячислав нападал на Новгород, в начале княжения Ярослава, и выговорил себе увеличение волости (Витебск и Усвят); так точно и теперь при Изяславе первое междоусобие замышлено сыном Брячислава Всеславом без всякой законной причины: он напал на Новгород, ограбил, потом был разбит и пленен (1067).
Вследствие нападения половцев и мятежа в Киеве, этот Всеслав из темницы посажен был на стол великого княжества дружиной, а великий князь Изяслав вынужден был удалиться, лишенный всего владения (1068).
Он вернулся вскоре с польской помощью, а Всеслав, не будучи в силах бороться с ним, бежал в свой Полоцк (1069). Дружина и войско явились с повинной головой.
«Убийца» с подзаголовком «анекдот» впервые напечатан в «Московском вестнике» за 1827 г., ч. V, № XX, с. 374–381; «Возмездие» — там же, ч. VI, № XXIV, с. 404–407 со следующим предисловием: «(Приношу усердную благодарность А. З. Зиу, рассказавшему мне сие происшествие. В предлагаемом описании я удержал почти все слова его. — В истине можно поручиться.При сем случае я не могу не отнестись с просьбою к моим читателям: в Русском царстве, на пространстве 350 т. кв. миль, между 50 м. жителей, случается много любопытного и достопримечательного — не благоугодно ли будет особам, знающим что-либо в таком роде, доставлять известия ко мне, и я буду печатать оные в журнале, с переменами или без перемен, смотря по тому, как того пожелают гг-да доставляющие.) М.
Михаил Петрович Погодин (1800–1875) — историк, литератор, издатель журналов «Московский вестник» (1827–1830), «Московский наблюдатель» (1835–1837; совместно с рядом литераторов), «Москвитянин» (1841–1856). Во второй половине 1820-х годов был близок к Пушкину.
В «Адели» присутствуют автобиографические мотивы, прототипом героини послужила княжна Александра Ивановна Трубецкая, домашним учителем которой был Погодин; в образе Дмитрия соединены черты самого Погодина и его рано умершего друга, лидера московских любомудров, поэта Д. В. Веневитинова, как и Погодин, влюбленного в Трубецкую.
Повесть была впервые напечатана в альманахе «Урания» за 1826 г. Написана в Знаменском летом 1825 г. После событий 14 декабря Погодин опасался, что этой повестью он навлёк на себя подозрения властей. В 1834 г. Белинский писал, что повесть «Нищий» замечательна «по верному изображению русских простонародных нравов, по теплоте чувства, по мастерскому рассказу» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 1, с. 94).
Исторический эпизод, положенный в основу трагедии, подробно описан в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, к которой восходит множество исторически достоверных деталей, использованных Погодиным. Опирался Погодин и на летописи. Основные вымышленные события и лица указаны им самим в предисловии. Кроме того, участие в вымышленной фабуле приписано некоторым историческим фигурам (Упадышу, Овину и др.); события, происходившие в разное время на протяжении 1470-х годов, изображены как одновременные.Сам Погодин так характеризовал свою трагедию в письме к Шевыреву: «У меня нет ни любви, ни насильственной смерти, ни трех единств.
Михаил Петрович Погодин — один из первых историков, положивших начало новой русской историографии. Его всегда отличал интерес к истории Домонгольской Руси и критическое отношение к историческим источникам. Именно Погодин открыл и ввел в научный оборот многие древние летописи и документы. В этой книге собраны важнейшие труды Погодина, посвященные Древней Руси, не потерявшие своей научной ценности до сих пор.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.