Древняя Русь: наследие в слове. Мудрость слова - [19]
В век великих расколов, XVII в., все типы восприятия внешнего мира сформировались в единую познавательную структуру, создав новую парадигму отношений. Однако именно Средневековью все мы, европейцы, обязаны тем, что оно выработало культуру зрения расширением зрения до «внутреннего» зрения, построило зрительный ряд объектов в определенных пропорциях, мерах и отношениях и впервые определило ту точку зрения, с которой отныне человек стал смотреть на мир. Тем самым субъект познания как бы вышел из телесной вещности постигаемого объекта, отстранился от него, отчуждая себя из мира природных явлений, стал сознавать себя наблюдателем этого мира, отождествляя себя со своим Создателем. Он стал способен видеть объективно и осмысливать увиденное. Зрение действительно стало средством интеллектуального познания.
Деятельный по своему характеру славянин не мог не трудиться на пользу ближним и дальним. Неудивительно, что в его лексиконе откладывались слова, обозначавшие известные тогда формы труда, и таких слов становилось всё больше. Как на срезе древесного ствола, видна здесь последовательность смены форм общественно важной деятельности. Мы рассмотрели такие формы в третьей книге; подчеркнем их характер.
Древнейшим корнем, который, хотя бы в фонетически измененном виде, сохранили многие языки, был корень *dě-. Общее его значение ‘делать’, ‘класть’ что-либо, но в славянских языках образованные от этого корня слова стали передавать неопределенный смысл ‘делать’ — ‘говорить’. Имеется в виду деятельность, связанная с речью, со словом. А такой деятельностью могла быть только коллективная, совместная, по мере ее исполнения требующая переговоров, советов, приказов или, быть может, упреков. Остатком такого употребления является частица де, которая употребляется при передаче чужой речи. В «Стоглаве» 1551 г. один из «ответов» на вопрошания царя звучит так: «Отвѣтъ чинятъ: мы де учимся у своихъ отцовъ» (СлРЯ, 4, с. 196). «Мы, говорят, с отцов пример берем». Одновременно и говорят, и делают.
Дѣи — такой же остаток старой глагольной формы, эта частица значит ‘разве’ и известна с XV в. «История Российская» В. Н. Татищева начинается такими словами: «Истории знаменование. История есть слово греческое, то самое значит, что у нас дѣи, или дѣяния» (Т. I, с. 79). История — рассказ (слово) о деяниях (делах), устаревшую форму в этом самом значении и употребил первый наш историк, уже поясняя ее более известным словом деяния. Того же корня и слово дѣиствительность, та самая, которой касаются, которая действует нам на нервы и которая в действительности есть реальность; реальная действительность. Если вдуматься, все смысловые наслоения отражены на расширении данного корня. Об этом слове речь впереди.
Кроме того, в соединении с приставкой корень очень давно дал возможность выразить множество co-значений, сохранившихся до нашего времени: одѣти, задѣти, въдѣти (например, нить в иголку). Слова эти явным образом связаны с ткацким производством, одной из важнейших форм человеческого труда, достаточно древней, которую хотели почтить особым выражением-словом. В первых переводах на славянский язык появилась точная копия греческого сочетания δωρον χάρις ‘дар благой’, и звучало это так: благодѣть, благая ноша. Христианская идея «благодати» возникла позже — это как бы награда за тяжкую жизненную ношу добродетельного человека. Видимо, переосмыслению подвергалось содержание целого оборота речи, обозначавшего служение добру.
От дѣ-ти образуется глагол дѣяти, который значил то же самое: и ‘делать (совершать)’, и ‘говорить’, и ‘трогать, касаться’. «Не дѣйте мене, ничтоже вы зла створисте», — робко просит юный князь Глеб убийц, которые уже приближаются к нему по повелению его старшего брата Святополка. ‘Говорить’ → ‘трогать’ → ‘действовать’ — такова смысловая цепочка, своими слитными значениями сопровождающая всякое совместное действие. Еще в XVI в. грамота разрешает кому-то: «как хочет, так и дѣжеть», т. е. пусть и поступает так, и всё равно в чем — говорит или делает, — а нас не касается. «Не дѣйте мене» часто произносят и позже, стараясь освободиться от чужой опеки или приставаний. «Оставьте меня в покое, не прикасайтесь».
Неизвестно, когда появился второй глагол этой группы — творити. Однако он связан с обозначением скотоводческого труда, потому что в исконном своем смысле корень слова значил ‘ловить — хватать; держать; затворить — закрыть’, а это всё вместе передает сложный набор действий, связанный со скотоводством. Творение — беспокойная деятельность охотника и скотовода, и очень поздно с тем же корнем стали связывать творческие формы деятельности; по-видимому, на основе согласования творчества человека с благословением от Творца и с днями творения. Интеллектуально-духовные формы общественного труда тоже воспроизводят те же моменты исполнения — нужно схватить идею, удержать ее в памяти и в материале, а потом закончить — «закрыть» — сотворенное. В древнерусском языке творити уже означает ‘сооружать, создавать’ или ‘рассчитывать, украшать’ — тоже целый сплав co-значений, но все-таки близких к современным. Несомненно, общим является отношение к творчеству, к созданию нового, к размышлению и к украшению созданного. Корень слова в книжных текстах постепенно изменял свое значение, в них
