Древняя Русь и Великий Туран - [15]

Романовым было крайне невыгодно видеть Рюриковичей правителями огромной державы, поэтому расширение Руси до Сибири было приписано самому последнему Рюриковичу, Ивану Грозному, да и то, скорее не ему, а Ермаку Тимофеевичу.

Однако Карамзин только завершил изъятие документов, которое началось, видимо, при «тишайшем» Алексее Михайловиче. Это объясняет тот факт, что его сын Пётр I уже не знал истинных границ Российской Империи на востоке и вынужден был отправить для выяснения этого факта экспедицию В. Беринга.

2. Государство чжурчженей возникло с разрешения русского князя и на русской территории.

3. Переписка в этом государстве велась на русском языке.

4. На основании сказанного, Китай не может иметь никаких претензий на Дальний Восток Руси.

5. Письмо чжурженей — великолепный пример русско-китайской межкультурной коммуникации.

Литература

APT: Артемьева Н.Г. «Исследование городищ в Приморском крае» // Археологические открытия 2000 года. М., «Наука», 2001, 328 с.; с. 200–202.

* * *

Спасибо вам, дорогой Валерий Алексеевич!

Читатель иногда спрашивает, а возможны ли в древних надписях столь малые «кегли»? Ответ: ещё как возможны, потому что разрешающая способность глаз наших предков и вблизь, и вдаль была гораздо выше разрешающей способности глаз современного человека. Наиболее «глазастые» видели поверхность планет: Марса и Венеры!

Если в XVIII веке металлическую блоху подковывали без «мелкоскопа», то в XIII веке, надо полагать, тоже бы подковали! А в качестве инструмента использовались тончайшие алмазные резцы.

Кроме того, можно предположить, и ниже это вполне подтвердится, что Дальневосточная Русь и Русь Киевская — это не только названия двух областей единого русского государства, а Русь Дальневосточная в какой-то период существования Великой «Монгольской» империи Средневековой Руси была не менее, если не более, значительней, чем Русь Киевская по простой причине: тут открывалась прямая океанская дорога в страны Тихоокеанского бассейна, в то время как жителям Киева, чтобы выйти в Атлантический океан, надо было предварительно спуститься по Днепру в Чёрное (Русское) море, а потом пройти через его западные проливы и Средиземное море.

Попробуем беспристрастно разобраться в том, почему дальневосточная историческая «наука» оказалась совершенно бессильной перед китайскими политиками и «историками», включившими в карту своего «Срединного государства» территории Сибири и русского Дальнего Востока?

5

…На следующий же день после начала известных событий на уссурийском острове Даманский в марте 1969 г. нас, офицеров запаса, призвали на военные сборы в Комсомольск-на-Амуре; военную форму не выдали, но на казарменное положение перевели.

Сразу после завтрака мы стреляли из пистолета «ПМ» и автомата Калашникова, а после обеда — слушали лекции подполковников КГБ о Поднебесной империи. Поскольку того требовала создавшаяся ситуация, то они были очень правдивы. Информация из их уст о Китае и китайцах ошеломила.

Они говорили, что ЦК КПК и ЦК ВКП(б) так сдружились, что в ЦК ВКП(б) приказали НКВД-КГБ «в знак особо доверительной дружбы» ликвидировать в Китае нашу разведывательную сеть. Мало того, правительству КНР были выданы списки наших информаторов и агентов среди этнических китайцев, живущих в Китае, которые были вырезаны вместе с семьями.

Но с раннего детства я, как и все советские люди, слышал о народе-«брате» только хорошее. Тогдашняя пропаганда подводила нас к мысли, что в союзе с полумиллиардными по своей численности китайцами нам, русским, можно больше не опасаться американцев, разжигающих третью мировую. И потому, снимая с себя последнее, наш народ согласен был щедро помогать Китаю.

Через неделю нас отпустили, но возникшее стремление изучать Китай и китайцев у меня сохранилось на всю жизнь. Через год это желание укрепили во мне встречи и беседы с известным на Дальнем Востоке писателем-историком Всеволодом Никаноровичем Ивановым — бывшим белоэмигрантом, прожившим 23 года в Китае и изучавшем его.

Я узнал, что в России самая сильная синология — наука о Китае, фундаментальные основы которой заложил Никита Яковлевич Бичурин, в монашестве Иакинф (1777–1853). В числе многих китаеведов приложил руку к изучению Китая ещё один российский церковнослужащий — Пётр Иванович Кафаров, в монашестве Палладий (1817–1878).

До появления трудов по «Новой Хронологии» я как-то не придавал значения обилию церковников, отдавшихся науке, — не математике, не физике и не химии (как, например, католики-священники на Западе), а истории и филологии, да ещё и китайской.

Я был уверен, что, находясь на территории Китая, они много-много лет выполняли обязанности миссионеров, а наука была для них своего рода «хобби». Однако никто нигде не читал их отчётов о потраченных деньгах: где же если не сотни тысяч, то хотя бы одна тысяча китайцев, принявших христианство из их рук?

Где в Китае такое же множество православных храмов, как, например, буддистских? Зато книг по истории Китая они написали и издали завидное для современных синологов количество. Прямо-таки китаеведческий ренессанс какой-то случился в России в первой половине XIX века!