Древняя Греция - [97]

Вскрикнул и зарыдал Леократ. Гости вскочили со своих мест и окружили Аполлония.

Через два часа в комнате, находившейся у самого входа в дом, собрались все члены семьи и несколько самых близких друзей Аполлония.

Тело умершей Теофилы было положено на парадное ложе с точеными ножками. Женщины уже успели обмыть покойницу, натереть ее душистым маслом и облечь в белые одежды. Чело покойной было украшено золотой диадемой. В рот умершей положили монету для уплаты Харону — перевозчику душ умерших через мрачные реки подземного царства, отделявшие царство живых от царства мертвых.

На следующий день с утра у входной двери был поставлен сосуд с чистой водой. Смерть осквернила дом, и каждый, кто приходил сюда, чтобы попрощаться с покойной, должен был потом погрузить свои руки в воду и совершить обряд очищения.

Много в этот день перебывало людей в доме Аполлония: и родственники, и друзья, и просто знакомые. А на заре следующего дня, когда было еще темно, сразу же после торжественного жертвоприношения на домашнем алтаре, печальная процессия выступила из дома. Покойную вынесли на носилках. Впереди шла женщина с сосудом в руках для возлияния на могиле. За ней — все остальные участники процессии. Их было немного — только самые близкие родственники. Впереди мужчины в темных, траурных одеждах, за ними женщины. Они громко плакали и причитали. Шествие замыкали несколько флейтистов, вторивших своими инструментами плачу женщин. По еще темным узким улицам и переулкам процессия вышла из города на кладбище. Здесь тело Теофилы было опущено в могилу.

Когда Аполлоний и Леократ возвращались с похорон домой, оба они думали об одном и том же. Могли ли они предвидеть, чем закончится этот так торжественно и радостно для них обоих начавшийся пир?

На могиле Теофилы потом была поставлена мраморная плита с рельефом, изображавшим умершую, и надписью: «Теофила, жена Аполлония, сына Деметрия. Прощай!»

В афинской школе (Е. М. Штаерман)

Когда афинскому мальчику, сыну состоятельного гражданина, исполнялось семь лет, его отдавали в школу. До этого возраста он проводил время дома, на женской половине, играя с братьями и сестрами, слушая песни рабынь, трудившихся над пряжей, тканьем, вышивкой, приготовлением пищи, или сказки няни и матери. Ни один посторонний мужчина не входил на женскую половину. Изредка отец водил своего сына в гости или разрешал ему присутствовать в мужском зале, когда гости собирались у него в доме.

Но не только радости были у детей. Были у них и печальные минуты, когда за провинности раб-нянька, называвшийся педагогом, или отец жестоко поучали их палкой. Вообще детей не слишком баловали: купали в холодной воде, заставляли выходить легко одетыми даже в самые холодные дни, чтобы они стали крепкими и закаленными.

Однако их совсем не приучали к работе. Ведь у родителей были рабы, которые должны были прислуживать и взрослым, и детям, и малыш с раннего возраста привыкал смотреть с презрением на труд, считая, что неприлично работать ему, сыну свободного гражданина. С детства внушали ему, что трудиться должен раб, а его задача — развивать свой ум и укреплять тело, чтобы быть достойным членом народного собрания, государственным деятелем, храбрым воином, полководцем.

С семи лет начиналось обучение в школе. Прощай, женская половина дома и игры с сестрами! Девочек в школу не отдавали. Ведь афинские женщины не участвовали ни в выборах, ни в народном собрании, ни в судах. Все, что от них требовалось, это быть скромными, покорными женами и домовитыми хозяйками. Чем реже показывались они на людях, тем больше гордились ими отец и муж. А для такой жизни вполне достаточно было обучить их дома ткать шерсть, печь хлеб да присматривать за рабынями.

…И вот мальчик идет в школу. Только что взошло солнце, а двери школы уже открыты. Отовсюду стекаются ученики. За ними следуют рабы, обязанные сопровождать господских сыновей в школу. Они несут за мальчиками учебные принадлежности: деревянные, покрытые воском таблички для письма, палочки — стили, которыми писали, а для старших мальчиков — и лиру, на которой они учились играть.

Школы были частными, родители платили учителю за обучение детей. Афиняне, как и все рабовладельцы, презирали тех, кто работал за плату, и потому учителя не пользовались большим уважением в обществе. Когда о каком-нибудь человеке долго не было вестей, знакомые говорили: он, верно, или умер, или сделался учителем. Этим они хотели сказать, что пропавший ведет слишком жалкую жизнь, чтобы подать о себе весть друзьям. Это не мешало учителям, так же как педагогам и отцам, щедро наделять непослушных и невнимательных учеников палочными ударами, так что спина ученика делалась «пестрее шкуры змеи».

Обычно в школе училось несколько десятков (иногда и более сотни) мальчиков. При входе в школу стояла статуя Аполлона, покровителя наук и искусств, и статуя одной из девяти муз. Как и Аполлон, музы считались покровительницами наук и искусства.

В школе мальчика прежде всего учили грамоте. Чтобы обучение шло легче, учитель давал ему глиняные таблички, на которых были написаны буквы и слоги, и ученик постепенно обучался складывать из них слова. Для учеников составлялись особые пьесы, в которых действующими лицами были буквы. Грамоте ообучали долго, года три. Сначала учили писать на восковых табличках, потом и на папирусе, изготовлявшемся из росшего в Египте растения — папируса, на нем писали тушью заостренным тростником.