Древний Шумер: очерки культуры - [75]

Но если бы это касалось только древних народов! Положение современного Ирака сравнимо только с жизнью блокадного Ленинграда, с той разницей, что иракская блокада и изоляция от мирового сообщества длятся уже около десятилетия. Трагедия древней земли отпугивает от Ирака туристов, а это, в свою очередь, тормозит процесс тиражирования иракской культуры на мировом рынке. В результате нет, например, фильмов и спектаклей по сюжетам аккадского эпоса о Гильгамеше, почти нет популярных книг, несущих в себе первичные сведения о культуре Древней Месопотамии. Разделы по Двуречью в школьных и вузовских учебниках написаны несравненно более скучно и лапидарно, нежели статьи по Египту или Израилю. Никакой информации, за исключением тех фактов, что в Месопотамии были ирригация, клинопись и рабы, учащийся получить не может.

На фоне прискорбного положения с месопотамской культурой в целом судьба шумерского наследия в современном мире может быть названа просто несостоявшейся. Студенчество, как и массовый читатель, начинает более-менее осознанно воспринимать историю Месопотамии только с Законов Хаммурапи. Шумерская история и культура не входят в сознание по нескольким причинам. О первой причине не хочется говорить долго — дело в отсутствии грамотно и красочно составленных альбомов по искусству Двуречья, которые помогли бы ввести учащегося (или просто любопытствующего) в пространство шумерской культуры. Вторая причина намного серьезнее и фундаментальнее. Шумерская культура — осколок той части архаического мира, которую составляли народы, существовавшие еще до расцвета первых египетских государств и впоследствии не вошедшие в число лидеров древности, Если Египет по многим своим мировоззренческим конструкциям смыкается с другими областями и народами афразийского мира, то система ценностей шумеров примыкает совершенно к другому полюсу, о местонахождении которого мы можем сегодня лишь догадываться. Шумерский мир — это такая архаика, которую в некоторых проявлениях можно сравнить с архаикой доарийской Индии и дравидского Ирана, в чем-то — с сибирским шаманизмом, а в чем-то даже с индоевропейскими народами (например, с древними иранцами и славянами). Здесь ценится бытийное, множественное, материальное, оседлое, более связанное с домом и землей, нежели собственно с культом предков. Здесь нет абсолютной человеческой власти над миром, чувство равноправно с разумом и волей, а иногда затмевает их. Законы сил внешнего мира ценятся здесь больше, чем законы общества. Такая «неафразийская» кодировка мироздания не вмещается в сознание людей, возросших на типично афразийских ценностях: единый бог, единый мир, единый государь, примат духовного над материальным, родственного над территориальным, разумного и волевого над чувственным, социального над природным. Адекватное понимание шумерского мира означало бы понимание еще одного подхода к устройству мира общечеловеческого, а мир этот гораздо шире и больше прокрустова ложа библейско-германской модели.

Хочется надеяться на то, что в будущем многополярность мирового культурного развития станет основным принципом гуманитарных исследований, а изучение обществ неафразийской архаики (или неклассической архаики) в аспекте ценностной системы станет одним из приоритетных направлений деятельности историков и культурологов. При соблюдении этих условий можно будет не только глубоко вчитаться в разнообразные памятники шумерской культуры, но и впервые непредвзято рассмотреть шумерское наследие как вариант альтернативной общественной стратагемы, интересный современному человеку в качестве модели при прогнозировании будущего развития человечества.

Говоря о шумерской модели мира, нужно учитывать поразительную близость между государствами Южного Двуречья и осуществившейся в XX веке моделью социалистического государства. Общими здесь являются и представления о революции как очищении времени от событий, и принудительный труд населения на государство, и стремление государства обеспечить всех равными пайками. Вообще можно, наверное, сказать, что Шумер представляет собой как бы подсознание человечества — шумерская культура подпитывается первобытно-общинными эмоциями, которые современный человек должен в себе преодолевать и трансформировать. Это и желание физического превосходства над другими, и стремление к равенству всех людей (прежде всего к имущественному), и отрицание свободы воли, и связанное с ним отрицание человеческой личности, и стремление расправиться со всем, что кажется бесполезным в наследии прошлого. Вместе с тем нельзя игнорировать какую-то особую целительность шумерской культуры, к которой погрязший в комплексах и условностях общества современный человек припадает в поисках искренности, душевной теплоты и ответов на главные вопросы бытия. За этой культурой как будто скрывается навсегда утраченное детство — время больших вопросов к жизни, на которые не смог ответить озабоченный сиюминутными делами повзрослевший человек. Такими же наивными и главными для жизни всегда были Гомер и Шекспир — со всеми реками крови, открытыми страстями — но и с тем предельным проникновением в сущность человека, на которое способно только существо с задатками одновременно ребенка и бога. Можно сказать, что шумерская культура по-шекспировски гениальна выбором своей духовной цели — и так же, как Шекспир, отвращает современного человека набором своих средств.