Древние германцы - [66]
§ 16. Но никто не хотел принять во внимание, что с тех пор обстоятельства изменились, ибо тогда германцам [алеманнам] угрожала гибель с трех сторон: в то время как император [Констанций] продвигался со стороны Реции, находившийся вблизи Цезарь [Юлиан] не давал им возможности ускользнуть куда бы то ни было, а соседние [племена], ставшие во враждебные отношения к ним вследствие раздоров, напирали с тыла на окруженных со всех сторон алеманнов. Но вслед за тем император даровал им мир и ушел, распри утихли, и соседние племена стали жить с ними в полном согласии, а позорнейшее отступление римского полководца [Барбацио] лишь усилило их врожденную дикость.
§ 17. К тому же положение римлян ухудшилось и еще в одном отношении в силу следующего обстоятельства. Два брата – короля, связанные миром, которого они добивались у Констанция в прошлом году, не осмеливались ни поднимать восстания, ни вообще предпринимать что бы то ни было [против римлян]. Однако вскоре после этого один из них, Гундомад, более влиятельный [из них обоих] и более нам верный, пал жертвою коварных козней, и весь его народ вошел в соглашение с врагами римлян; тотчас же вслед за тем и народ Вадомара примкнул, – как он утверждал, [против его воли] – к тем варварам, которые начали войну с римлянами.
[Начало битвы при Аргенторате и ее ход Аммиан Марцеллин описывает следующим образом.]
§ 19. …[Римское] войско двинулось вперед и подошло к пологому холму, поросшему уже созревшим хлебом и расположенному недалеко от берегов Рейна; с его вершины соскочили три конных неприятельских разведчика, вспугнутые римлянами; они поспешили к своим, чтобы известить их о приближении римского войска, а один пехотинец, который не мог следовать за ними и был взят в плен благодаря проворству римских солдат, сообщил, что переход германцев через Рейн продолжался три дня и три ночи.
§ 23. Выстроившись таким образом332, германцы к тому же еще подготовили на своем правом фланге скрытые засады и придумали ряд хитроумных козней. Всеми этими воинственными и свирепыми варварскими племенами предводительствовали Хонодомар и Серапий, превосходившие своим могуществом остальных королей.
§ 24. Преступным зачинщиком всей войны был Хонодомар; на его голове торчал пучок огненно-красных волос; полный отваги, полагаясь на огромную силу своих рук, выступил он впереди левого фланга, где ожидался самый горячий бой. Возвышаясь над другими на своем вспененном коне, приготовившись к метанию копья устрашающей величины, он был далеко виден еще и благодаря блеску своего оружия; он превосходил остальных и как храбрый воин, и как замечательный полководец.
§ 25. Правым флангом предводительствовал Серапий, юноша с небольшим пушком на лице, но по своей энергии опередивший свой возраст; он был сыном брата Хонодомара, Медериха, человека, всю жизнь отличавшегося величайшим вероломством [по отношению к Риму]. Его звали так потому, что его отец, долго проживший в Галлии в качестве заложника и познакомившийся там с некоторыми греческими таинствами, дал своему сыну, называвшемуся на его родном языке Агенарихом, новое имя Серапий.
§ 26. За ними следовали пять королей, ближе всего стоявших к ним по своему могуществу; затем десять королевских сыновей, длинный ряд знатных лиц и 35 тысяч воинов, набранных из разных племен и частью нанятых за плату, а частью призванных в силу договора о взаимной военной помощи.
§§ 27 – 34. [В то время как Юлиан, разъезжавший по всему строю и ободрявший солдат, двинул главную часть своей армии против первой линии германцев] …со стороны алеманнской пехоты послышался вдруг полный негодования ропот; кричавшие единодушно требовали, чтобы королевские сыновья сошли с коней и сражались в среде пехотинцев, дабы они в случае несчастного исхода битвы не могли бросить простой народ на произвол судьбы и убежать, обеспечив себе безопасность.
§ 35. Услыхав это, Хонодомар сейчас же соскочил со своего коня, и остальные последовали за ним без всякого промедления: ведь никто из них не сомневался в том, что победа будет на их стороне.
§ 36. И вот, как это принято, был дан трубный сигнал, призывавший к началу боя, и обе стороны с большой силой ринулись друг на друга. Началось дело с метания копий, но затем германцы – с большей быстротой, нежели благоразумием, – накинулись с мечами в руках на отряды нашей конницы; они ужасно скрежетали зубами; их ожесточение было необычайно сильно, их развевающиеся волосы стояли дыбом, а глаза пылали дикой яростью… § 42. После того как алеманны отразили и рассеяли нашу конницу, они набросились на первую линию нашей пехоты, чтобы сломить сопротивление и принудить ее к бегству.
§ 43. Но когда дело дошло до рукопашной, бой долгое время шел с равным успехом у обеих сторон. Корнуты и бракхиаты, закаленные продолжительной боевой жизнью и нагонявшие страх одной своей внешностью, подняли громкий бранный крик: этот крик обычно начинается в самом разгаре боя с тихого бормотанья и постепенно усиливается до звука, напоминающего шум волн, бьющихся о скалы…
§ 45. [Заметив, что алеманны теснят римскую пехоту,
