Древнерусское предхристианство - [127]

Влияние православия в первые века после принятия Русью крещения едва выходило за пределы городов и монастырей. Требовались многие десятилетия, а в дальних землях века, чтобы на старинных кресных горках были выстроены часовни и церкви. Крестьянство продолжало жить «ветхой» верой, внутри, которой христианство вызревало постепенно. Одни древние обычаи отторгались, другие врастали в православные обряды. В глубинах подсознания нравственность народная и христианская не противоречили друг другу. Их отношения строились не как «прения души и тела», а как союз духовного и душевного начал. Особенности русской веры, которую никак нельзя назвать «двоеверием», запечатлелись в обрядах, обычаях, сказаниях и поверьях «народного православия», в крестьянском искусстве, в глубинах культурной памяти.

В католическом мире непримиримая борьба с язычеством привела к исчезновению едва ли не всех народных обрядов и возникновению вместо них так называемой «смеховой культуры». Очень скоро средневековый карнавал превратился в стихийное отрицание христианства. Очищенное от «суеверного» благочестия, оно потеряло силу убеждения, искренность простодушной веры вытеснили экзальтированный мистицизм и клерикальная схоластика. Русская церковь оказалась куда более осторожной и мягкой. Духовенство давало народу возможность «младенчествовать» во Христе, постепенно укрепляясь в православии. Лишь в середине XVII века под нажимом неистовых самодержцев терпеливое преодоление пережитков язычества сменила невежественная и яростная борьба – со всей народной культурой. Естественное развитие русской цивилизации было прервано кровавым Расколом. Однако «предхристианское» восприятие православия сохранилось в народе даже после лютых гонений на старообрядцев.

Средневековый смех, природу которого глубоко исследовали Д.С. Лихачёв и А.М. Панченко, являлся защитой от любого жизнеотрицания, однако на Руси народное веселье не превращалось в осмеяние веры. Роль средневекового гротеска играло житийное чудо, сказка, лубочная быличка. Скоморошье «смешение» празднующей толпы приводило к смешению низкого и высокого начал, к самоосмеянию, но не отречению от Бога и Церкви. Ругатися означало смеятися, при этом истинными ругателями, обличавшими церковные и мирские язвы, были не шуты, а юродивые.

Несмотря на неоднократную смену парадигм в Х, XVII, XVIII, XX веках, глубинные архетипы народного сознания сохранились, на их основе возникли наиболее самобытные творения русской культуры. О существовании древнерусского предхристианства ярче всего свидетельствуют его неоценимое наследие: огромный пласт «низового» православия, возвышенный символизм календарных обрядов, религиозных преданий и духовных песнопений, неизвестные Византии восьмиконечный «русский крест», многоглавые, незримо «пламенеющие» храмы, шатры, высокие иконостасы, «знаки святости» на иконах, особенности иконографии. Глубоко укоренившийся в народном сознании образ златогорящего купола стал важнейшим религиозным и культурным символом – образом «вечной России».

Древнерусская цивилизация удивляет парадоксами. Она оставила богатейшую устную словесность, но бедное археологическое наследие. Её язык сохранил поразительную цельность в необъятных временах и пространствах. Он сравним по богатству и древности с древнеиндийским, древнеперсидским, древнегреческим, латынью, но в отличие от них до сих пор остаётся вполне понятным. Русское государство создавал народ, но всю его раннюю историю писали иноземцы, плохо знавшие язык, обычаи и верования русов. Предхристианское прошлое, бесспорно, обогатило русское православие, которое в течение столетий огульно отвергало столь ненавистное и столь родное «язычество»…

Русский язык – неумирающее наследие великой культуры. Забытое слово крес осталось в глубинах народного сознания. В нём скрыта тайна необычайной жизнестойкости русской цивилизации, её многократных «воскресений» после смертельных испытаний. В родстве с ним слово краса – ключевое для древнерусской эстетики. Истинная краса в древнем понимании – это красота возрождающая. Прилагательное красный хранит забытую связь с кресением – продолжением жизни, восстанием от смерти. В знаменитых словах Ф.М. Достоевского «красота спасёт мир» проявилась глубочайшая интуиция писателя.

Религия кресения отвергала деление на живых и мёртвых, утверждала родство «живущих» и «воскресших». Философским воплощением древней веры в неумирающее бытие явилось учение Н.Ф. Федорова о «воскрешении умерших».

Поэтические представления и религиозные чаяния народа плохо переводятся на язык строгой науки, но именно они составляют суть его «глубинной веры» – противоречивой и неразрушимой, хранящей волю к жизни и пророчество о бессмертии души.

Приложение

Женщина в русской древности

Начало телесности и истоки духовной жизни заключены в женщине. Молоко матери словно причастие приобщает младенца к бытию раньше всех религиозных таинств. Материнский язык становится родным, её любовь – первой проповедью, а голос, некогда певший у колыбели, всю жизнь отзывается в сознании:

Виноград ты мой, ягодка,