Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества - [62]
В Египте не возникало вопроса о том, принадлежат ли монахи к клиру или они то же, что и другие миряне. Если многие из иноков отказывались от принятия степени священства, то единственно по смирению и сознанию своего недостоинства, а не из опасения стать в непосредственную зависимость от власти епископов, как это было на Западе. С наклоненною головою, пишет Афанасий в «Житии Антония», монахи принимали благословение от епископов и пресвитеров; чтили и уважали их и повиновались их приказаниям как воле Божией[411].
Различие в образе жизни монахов
Писатели IV и V веков различают в Египте два рода иноческой жизни; одних иноков они называют анахоретами, других киновитами.[412]
Анахоретами назывались те отшельники, которые, оставляя общество братии, поселялись в отдалении от всех, по временам получая пищу из монастыря или от какого‑либо христолюбца. Иные из них удалялись в глубочайшую пустыню и проводили десятки лет, не видя лица человеческого. Они питались дикорастущею травою, для питья довольствовались иногда только небесною росою, которую собирали с камней или растений, часто они не имели одного определенного жилища, но переходили с места на место. Порою какой‑нибудь инок или охотник встречал их по указанию Божию, чтобы отдать последний долг оканчивающему свое земное поприще труженику. Образец жизни таких отшельников представили Павел Фивейский и Онуфрий Великий. Предания старцев сохранили воспоминание о семи отшельниках, поселившихся около скита в глубокой пустыне. Они жили на значительном расстоянии один от другого и на воскресный день собирались вместе. Тогда каждый приносил, что мог достать съестное: плоды или травы или коренья, воду собирали они из росы, которая падала на растения и камни. По совершении молитвы и вкушении пищи они опять расходились на целую неделю[413].
Если отшельник удалялся с ведома братии какого‑либо монастыря, то у отцев был обычай в начале его подвига посещать его, чтобы видеть, не подвергся ли он искушению, и если находили его в таком состоянии, то приводили в церковь, приготовляли таз с водою, молились за подвергшегося искушению, умывали в тазу руки, выливали воду на отшельника, и по молитвам братии он избавлялся от искушений[414].
Киновитами Кассиан называет тех, которые находятся под властию одного настоятеля и имеют общее имущество[415].
Как дело свободного произволения жизнь иноческая в своем начале не могла иметь определенного устава, подобного тому, какой выработался с течением времени. А потому различение монахов на анахоретов и киновитов не обнимает всего разнообразия иноческой жизни, в каком является она в первое время.
Поселившиеся около Антония вверили себя его духовному руководству, но это было чисто нравственное подчинение без всякого обязательного характера. Перенеся так много искушений в начале своей иноческой жизни, Антоний признавал нужду для новопоступающих иноков в духовном руководителе. Монах, говорил он, вполне должен полагаться на старца, если можно, даже в том, сколько ходить ему шагов или сколько пить капель в своей келлии, чтобы не погрешить как‑нибудь и в этом[416]. Ибо справедливо один опытный старец говорил: если увидишь юношу, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ноги и сбрось его оттуда; потому что это ему полезно[417]. Наблюдая за духовным состоянием своих учеников, Антоний не вводил общения имуществ между ними и не установлял общих правил для жизни. Строгий устав общежития введен был Пахомием в Тавенских монастырях и отсюда заимствован в некоторые монастыри Среднего и Нижнего Египта. Но большая часть иноков египетских до самого конца цветущего времени монашества в Египте в своей жизни более приближались к обычаям учеников Антония, нежели Тавенского общежития.
Желавшие, по примеру, указанному Антонием Великим, посвятить себя на исключительное служение Богу, удалялись из городов и селений в уединенные места и селились, где казалось удобным, и располагали время и занятия по своему благоусмотрению. Чаще, конечно, новоприходящие селились около какого‑либо подвижника, уже опытного в духовной жизни, чтобы пользоваться его руководством и наставлениями, и таким образом ставили себя в отношение учеников к учителю. Естественно, что старец даже для собственного спокойствия принимал в сожительство с собою только после некоторого испытания характера нового пришельца и его способности к иноческой жизни. Отношения старца к его ученикам определялись не правилами какими‑либо, но личными свойствами живущих вместе. Приходят двое юношей к Макарию Великому в скит. «Мы хотим остаться здесь», — говорят они. «Пойдите, делайте себе келлию, если можете», — отвечал Макарий, указав им на каменную скалу, где они должны были вырубить себе жилище. «Что здесь работают?» — спросили они. «Корзины», — отвечал Макарий и, указав, как плести плетенку и сшивать ее и где доставать пальмовых ветвей, дал им мешок сухарей, и нужные орудия; работу велел отдавать сторожам, которые за то будут приносить хлеб. Юноши знали, что монашество есть подвиг; они трудились и молились в своей келлии, по субботам и воскресным дням ходя в церковь для приобщения. Прошло три года, и юные иноки не приходили к Макарию просить других наставлений. Навестив их сам, он прозрел, что они созрели для будущей жизни
