Драмы - [7]

Г а н я. Слушай, Ясик, ты меня давно знаешь. Ты еще совсем дитя был, а я уже ходил в школу. Я тебя человеком сделал, во все наши игры принимал, когда тебя мальчишки из третьего дома излупили, я им войну объявил. Скоро мы совсем уже вырастем. Ты будешь в шестом классе, а я буду уже студент или летчик. Тогда я тебя над всей Москвой на самолете кружить буду. Я тебя в школе никому обидеть не дам. Да и не нужно. Разве тебя тронет кто, если завтра в «Правде» будет написано: «Происшествие. Школьник Евгений Семушкин спас во время ледохода героически забравшегося на льдину Ясика Цыпленкова». Ну, решай! Ну, скорей! Если делать — так сегодня, потому что завтра меня уже выгонят. Ну! От тебя зависит. Это же вопрос жизни и смерти школьника Евгения Семушкина.

Я с и к. Пойдем!

Уходят. С другого конца двора выбегает  м а л е н ь к а я  д е в о ч к а.

Д е в о ч к а. Ясик!

Зовет и сталкивается с входящими во двор соучениками Гани — Я ш е й  П о л т а в с к и м  и  Б а с и л о в ы м.

Б а с и л о в. Твой Ясик с Ганькой куда-то побежал…

Д е в о ч к а. Я-си-ик!.. (Уходит.)

Я ш а. Значит, его нет дома?

Б а с и л о в. Отец дома.

Я ш а. Где он живет?

Б а с и л о в. Кажется, за аркой.

Я ш а. Живете в одном доме — и «кажется».

Б а с и л о в. Отвяжись! Не был я у него никогда. И никто из ребят не был. Не зовет. Что мы, силой к нему полезем?

Я ш а. Ну, сейчас мы этому отцу все выложим. Вот ты — он, а я — я. Постучались. «Войдите». Здрасьте. Вы отец Семушкина?

Б а с и л о в. Я.

Я ш а. Нет, вы ему не отец!

Б а с и л о в. Что такое?

Я ш а. Если вы отец, почему вы никогда у сына в школе не были? Почему не ответили ни на одно письмо директора? Почему даже по телефону не позвонили?

Б а с и л о в. Я… я… был занят. Мне не до вас.

Я ш а. А нам до вас. Из-за вашего сына весь класс штрафной ротой называют.

Б а с и л о в. Мне нет дела до вашего класса. Мой сын никогда себе этого не позволит. Он очень хороший мальчик. Это его школа развратила.

Я ш а. А вы знаете, что ваш сын сегодня бросил классный журнал в снеготаялку? Я об этом сегодня же расскажу директору.

Б а с и л о в. Не может быть!

Я ш а. Ага! Не может быть? А вы знаете, что его дневник полон подчисток, что он самый последний ученик, что из-за него сегодня Лидия Васильевна ушла в слезах из школы? Если вы ответственный работник, вы должны понимать, что иметь такого сына — это позор.

Б а с и л о в. Позор!

Я ш а. Если вы не примете мер, мы пойдем к вам на службу и расскажем там, какой вы отец!

Б а с и л о в. Расскажем!

Я ш а. Школа тут ни при чем! Вашего сына так избаловали дома, что никто в школе его не может остановить. Воображаю, что он вытворяет в своей квартире, ваш «хороший мальчик». Довольно!

Б а с и л о в. Довольно!

Я ш а. Что довольно?

Б а с и л о в. Довольно его терпеть!

Я ш а. Ты за отца говори.

Б а с и л о в. Не хочу. Пошли!

Я ш а. Пошли!

В маленькой, изолированной комнатке-квартире (раньше здесь, очевидно, было помещение для лифтера) на первом этаже, под лестницей, живут Семушкины. У окна спиной к зрителю высокое кресло.

В дверь стучат. Неизвестно откуда скрипучий голос отвечает: «Войдите!»

Я ш а  и  Б а с и л о в (входят, останавливаются у дверей). Здравствуйте!

Им никто не отвечает.

Б а с и л о в. Нет никого.

Я ш а. Кто же нам сказал «войдите»?

Б а с и л о в. Послышалось.

Тот же скрипучий голос говорит: «Здравствуйте, ребята!» Ребята оглядываются — никого. «Подойдите!» У окна, глубоко в кресле, невидимый вошедшим и зрителю, сидит  ч е л о в е к. Яша подходит к креслу. Басилов идет за ним.

Ч е л о в е к. Если хотите со мной говорить, поверните кресло. Оно легкое.

Яша и Басилов поворачивают кресло вместе с сидящим в нем человеком, старым, худым, в халате. Говорит он с трудом, двигает только левой рукой, левая часть лица неподвижна.

Я ш а. Мы товарищи… соученики Гани… А вы его бабушка?

С е м у ш к и н. Я его отец.

Я ш а  и  Б а с и л о в. Отец?

С е м у ш к и н. Садитесь. Вот на стул и на кровать.

Ребята усаживаются.

Простите, не могу вас ничем угостить — я почти не двигаюсь. То есть, нет, конечно, я двигаюсь, только очень медленно. Вот год назад я совсем не ходил. А теперь, например, я свободно могу дойти до двери и обратно. На это уходит не больше двадцати семи минут.

Я ш а. Мы ничего не хотим. Спасибо.

Б а с и л о в. Вы больны?

С е м у ш к и н. Глупейшая история. В семнадцатом году я возвращался с германского фронта на крыше поезда. Заснул, поезд остановился. Я упал вниз, сильно расшибся, потом выздоровел, работал… А вдруг три года назад заболел гриппом, и вот видите. Удар, паралич… Вы разве не знаете об этом? Ганя вам не рассказывал?

Б а с и л о в. Рассказывал, только не об этом. Как вы на транспорте работаете, всюду ездите…

Я ш а (незаметно для старика толкает Басилова в бок). Путаешь все. Это не Ганька, это другой рассказывал.

С е м у ш к и н. Конечно. Ганя этого не мог говорить. Я служил до болезни калькулятором…

Б а с и л о в. Это он не о вас…

С е м у ш к и н. Ведь вы товарищи Гани? Я так много знаю о всех вас. Вот вы, наверно, Яша Полтавский — председатель отряда?

Я ш а. Правильно.

С е м у ш к и н. Вы писали киносценарий. Ну как, готово уже?