Драмы - [42]
Н и к о л а й. Какие же мы новорожденные?! Мы уже готовые, законченные летчики…
Чкалов кладет трубку и слушает.
Сейчас увидим его и скажем: «Валерий Павлович! А ведь мы уже тоже летчики, как и вы. Чокнемся!»
В и к т о р. Он, говорят, мужик суровый, силы страшной. Разозлится, так на воздух самолет руками поднимает.
Ч к а л о в. Ну уж это вы преувеличиваете.
Николай и Виктор оглядываются и смущенно замолкают.
В и к т о р (после молчания). Вы нас извините, товарищ Чкалов.
Ч к а л о в. За что? Что я на воздух самолет руками поднимаю? Так и вы поднимете. Не одними руками, а и ногами. А главное головой. Только никогда в жизни от меня никто не слышал, что я стал законченным летчиком. Законченный летчик? Да это плохо! Ой, как плохо! Он уж и не полетит никуда, ежели он законченный. Вас как зовут?
В и к т о р. Младший лейтенант Степаненко.
Ч к а л о в. Будем знакомы. Беседовали вы сейчас о том, какие вы летчики. И вспомнил я, как тоже кончал летную школу. Давно это было… Долго мучил нас инструктор. Очев — фамилия. Мы его «Богом» звали. За глаза, конечно. Никак не давал одним летать, все с ним. И в полете ругает, кричит… И настал денек, пустил он меня одного в воздух. Свету я не взвидел от радости, от гордости… Полечу сейчас. Один полечу! Въехал в небо, пою. И машина мне подпевает. Простые это слова — человек летает. А вдуматься — так чего лучше. Человек, да еще летает. Кто эти слова выдумал! Вон говорят — «летает как птица». Чепуха. Чепуховинка! Что птица? Не может она летать вверх лапками, пулей взвиться, переворачиваться, делать медленный пилотаж, горки, бочки, штопор, вниз падать и вверх взмывать в одну долю секунды… Не может! А я могу. Лечу я один, и больно мне хорошо. Сделал все фигуры, приземлился… Бегу к инструктору. Сейчас, думаю, он спасибо не скажет. Вон, мол, ты какой! А он посмотрел на меня сердито и сказал: «Поздравляю тебя со вторым рождением… А раз ты сейчас родился, слетай еще раз. Плохо летал!» Вот и мне после каждого полета вспоминаются его слова: «Плохо летал. Слетай еще раз!» Может, вы и стали здесь все готовыми летчиками, рад за вас. А я вот не стал еще. (Смотрит на Гастелло, который понурил голову.) Ну, что пригорюнился? Плохо сказал! Скажи еще раз.
Постепенно во время рассказа Чкалова в зал входят к у р с а н т ы. Они слушают его.
Н и к о л а й (тихо). Спасибо вам, товарищ Чкалов…
Ч к а л о в. Вот и ладно!
Звонит телефон.
(Гастелло и Чкалов одновременно идут к нему. Чкалов берет трубку.) Да! Опять из родильного дома?! Что такое? А-га… ну-ну… Не понимаю. Ага… Спасибо. (Кладет трубку.) Есть тут среди вас Гастелло, младший лейтенант?
Н и к о л а й. Я.
Ч к а л о в. Это у вас сын родился? Из родильного звонили. Велели передать, что жена здорова. Мальчик хороший… И еще какие-то странные цифры. Три, триста пятьдесят, пять, двенадцать.
Н и к о л а й (расплывается). Мальчик весит три кило триста пятьдесят граммов. Приходи за мной через пять дней в двенадцать часов.
Врывается торжествующий ф о т о г р а ф.
Ф о т о г р а ф (грозно). Снимаю всю группу!
Комната Гастелло в поселке летчиков. Письменный стол. На нем миниатюрный токарный станок, глобус, карта. За занавеской колыбель, в ней спит сын Николая и Анны. Николай сидит на диване, в руках у него гитара, он напевает песенку. Анна рядом с ним укладывает чемодан. Она кладет туда термос, фуфайку, бритвенный прибор.
А н н а. Ну, как будто все уложила!
Н и к о л а й. А теперь полетай со мной, Анна. Последний этап.
Анна подходит к карте.
(Отвечает ей «урок».) А если аэродром…
А н н а. Какой?
Н и к о л а й. Хетафе. Если аэродром Хетафе уже занят франкистами, я сажусь…
А н н а. Где?
Н и к о л а й. В Алкала-де-Энерес. Да? Это надежный аэродром, его охраняют солдаты Лукача, Интернациональная бригада…
А н н а. Все правильно. (Отходит от карты.) Что говорить друзьям, когда они будут спрашивать, где ты?
Н и к о л а й. Уехал в Сочи. На курорт.
А н н а. Надолго?
Н и к о л а й. Да, пожалуй, надолго. На полгода, на год… Заболел. Вот письма родителям. Письма под номерами. Каждые две недели отправляй одно из них. «Дорогие папа и мама. Ваше молчание беспокоит…» или: «Ваше письмо получил. Хотелось бы более подробно узнать о вашей жизни…» Тут двенадцать писем. Думаю, что до моего возвращения хватит.
Один из старейших советских драматургов И.В. Шток начал свой путь в театре в 1927 году. С тех пор им написано более 40 пьес, среди которых «Ленинградский проспект», «Якорная площадь», «Божественная комедия», «Дом № 5» и другие. Исидор Шток вырос в театральной среде, но на пути его к театру было множество преград и сложностей. Этот путь описан в книге «Премьера».Чрезвычайно достоверны портреты актеров, режиссеров, драматургов, оставивших заметный след в истории нашего искусства. Читатели, особенно те, которым не удалось увидеть ни Н.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пьесы драматурга И. Штока прочно вошли в золотой фонд советской драматургии. Они с большим успехом идут на сценах театров нашей страны и за рубежом. В последние годы читатели могли познакомиться и с прозой писателя. Его «Рассказы о драматургах» и книга «Премьера» были высоко оценены и читателями и литературной критикой. В предлагаемый сборник вошли лучшие драмы и комедии драматурга: «Якорная площадь», «Ленинградский проспект», «Божественная комедия», «Старая дева» и, созданные в последние годы, — «Золотые костры» и «Петровский парк».