Драмы и комедии - [121]
. Спасибо тебе, мамочка, за совет. (Обнимает и целует мать.) Совесть мне то же самое говорила, да боялась я тебя обидеть. Теперь я сделаю, как ты советуешь. Если меня люди уважают, так они и работать мне помогут, чтобы я и у них не последней была. А как работать, об этом мы с Миколой Симоновичем договорились. Есть у нас намерения хорошие в жизнь проводить их будем. (Села рядом с Миколой.)
М и к о л о в ы д р у ж к и. Ура!
— Браво! Наша взяла!
Г о л о с а. Горько!
— Молодым горько!
Настя и Микола целуются. Все горячо аплодируют.
П ы т л е в а н ы й (радостно возбужденный). И старым также горько! (Подбегает и целует Авдотью.) Спасибо, сватьюшка. Выручила ты нас. Сердце у тебя золотое. А голова, так я уж не знаю, как и сказать: министерская, не иначе.
Т у м и л о в и ч. Вот тебе и проигранный жених! Выигрышный проигрыш у тебя, Микола Симонович! От такого никто бы не отказался. Ну что ж, пользуйтесь нашей добротой, живите на здоровье. А мы себе еще таких девчат вырастим.
Н а с т я. Спасибо, Иван Михайлович, тебе за науку, за все хорошее, что ты для меня сделал… Спасибо всем, кто приветил меня сердечным словом, пожелал счастья-доли на новой дороге. Да простят мне подруги и все колхозники «Светлого пути», что я их покидаю. А новонивцев прошу принять меня, как родную, в свою колхозную семью.
З а н а в е с.
1950
Перевод П. Кобзаревского и В. Петушкова.
ЛЮДИ И ДЬЯВОЛЫ
Драма в трех действиях, десяти картинах
ПРИМАКОВИЧ АЛЕНА СТЕПАНОВНА.
БАРУТА АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ — ее муж.
ВИКА — их дочь, 25 лет.
ТАНЯ — вторая их дочь, 12 лет.
СОСЕДКА.
ДАНИЛОВИЧ (ШЕВЦОВ).
РУНЕЦ (УСАТЫЙ).
ТЕТКА.
СТРЕКОЗА.
БРАТКА — командир партизанского отряда.
МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ — врач.
КОНЦЕВОЙ — командир взвода.
КУЗЬМИН АЛЕКСАНДР ИЛЬИЧ.
ЧЕПИК — партизан.
АКУЛИЧ — партизан.
РАДИСТ.
СКРОБАТ АНТОН ИВАНОВИЧ (НЕМАНСКИЙ).
ЖЕНЯ — его жена.
ВАЛЕРИК — его сын, 12 лет.
МАРИНА — агент гестапо.
КУНЦ — полковник, начальник СД.
НАГЕЛЬ — майор, начальник следственного отдела.
МЮЛЛЕР — лейтенант.
ПЕЛЬТЦЕР — капитан, командир роты СС.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ.
ВТОРОЙ СОЛДАТ.
ПОЛИЦАЙ.
ПАРТИЗАНЫ, НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Квартира Алены Примакович. Небольшая комната. В правой стене дверь в соседнюю комнату. В левой стене окно. В задней стене дверь с недорогой портьерой.
Когда открывается портьера, слева видна дверь в комнату, справа — на кухню, прямо дверь во двор. На левой стене ходики. Под ходиками семейные фотографии. У стены застланная кровать. Рядом у задней стенки платяной шкаф. Посредине комнаты стол.
Т а н я вытаскивает из-под кровати чемодан, открывает, вынимает пионерский галстук. Задергивает на окне занавеску. Смотрит на часы. Завязывает перед зеркалом галстук.
А л е н а (входит). Что это ты выдумала?
Т а н я. Галстук завязываю.
А л е н а. Не надо этого делать.
Т а н я. Надо. Чтобы всегда помнить, что я пионерка.
А л е н а. Видала, как на базарной площади людей вешали?
Т а н я. А я не боюсь.
А л е н а. Смела больно. А плакала чего?
Т а н я. Мне их жалко было. И на фашистов злость. Тогда я и поклялась завязывать галстук каждый день на пять минут, пока наши не вернутся.
А л е н а. Сними да спрячь, говорят тебе.
Т а н я. Еще… (смотрит на часы) две минуты.
А л е н а. А если немец придет?
Т а н я. А я ему в рыло.
А л е н а (смеется). Глупыш ты, как я погляжу.
Заслышав стук в передней, Таня убегает в соседнюю комнату. Оттуда высовывается ее голова.
А л е н а (раздвигает портьеру). Это ты?
Б а р у т а (входит и дает ей сверток). На, студень приготовишь.
Т а н я. Студень, студень! (Хлопает в ладоши.)
А л е н а. Бедное дитятко. Словно в глаза никогда не видела такого лакомства. (Разворачивает газету и достает говяжью ногу с копытом.)
Т а н я. Оно вкусненькое.
А л е н а. Нынче и картошка в мундире вкусненькая. (Мужу.) Заработок подвернулся?
Б а р у т а. Вагон дров разгрузили втроем.
В и к а (входит). Что здесь за радость такая?
Б а р у т а. Большая радость: коровье копыто раздобыл.
А л е н а. А говядину фашисты жрут.
Б а р у т а. Целыми эшелонами вывозят. Наблюдал сегодня.
А л е н а. Разве мы думали когда-нибудь, что добро, нажитое нашим трудом, достанется черту лысому!..
Б а р у т а. Обида. Обида великая. Ну погодите! Придет и на них погибель.
Т а н я. А Вика…
В и к а. Что — Вика?
Т а н я. Ты ведь им служишь.
В и к а. А что бы ты ела, если б я не служила?
Т а н я. Мама, ты мне не давай того пайка, что она приносит. Я есть не буду.
А л е н а. Таня! Ты что это говоришь!
Т а н я (Вике). Комсомолка, как тебе не стыдно!
В и к а (обиженная до слез). Папа, объясни ты этой дурочке.
А л е н а. А как Вику в Германию хотели угнать, небось плакала.
Б а р у т а. Ты, Танюша, зря Вику обидела. Она не фашистам служит, а людям. Больных лечит.
Т а н я. Полицаев она лечит.
Б а р у т а. Ничего не поделаешь, приходится и полицаев. Да ведь их там единицы, а большинство наши, советские люди.
В и к а. Папа, может быть, и для тебя нехорошо, что я работаю?
Б а р у т а. Я бы тебе сказал.
В и к а. Твои товарищи могут плохо подумать о тебе. Лучше, если я не буду считаться твоей дочерью.
А л е н а. Как это?
В и к а. Я — ваша квартирантка. Так будет лучше.
А л е н а. Бог знает, что ты выдумываешь.
